Думенко гражданская война. Весёловская Межпоселенческая центральная библиотека. Думенко и Буденный
МЕСТО РАССТРЕЛА
Северная часть Братского кладбища, недалеко от улицы Нансена. Седоволосый человек с окладистой бородой проходит мимо надгробных памятников, слегка касаясь рукой решетчатых оград. "Кажется, здесь", - наконец останавливается он возле одной из могил, неподалеку от большого семейного склепа семьи известного писателя Даниила Лукича Мордовцева. Кинорежиссер Юрий Калугин почти уверен, что он определил точное место расстрела красного комкора Бориса Думенко и членов его штаба…
Юрий Георгиевич Калугин собирает материалы, связанные с легендарным основателем Первой Конной армии, красным казаком Борисом Мокеевичем Думенко. У него в подчинении перебывали многие знаменитые командиры Красной Армии, включая Семена Буденного и Клима Ворошилова. Военный талант комкора Думенко во многом способствовал успехам большевиков на Южном фронте. А сам Думенко, несмотря на свои заслуги, был расстрелян в Ростове, в мае 1920 года, по приговору верховного трибунала Красной Армии. Где историческая справедливость? ПРИКЛАДОМ - И ПОД РОГОЖУ Формальной причиной ареста Думенко было обвинение в убийстве комиссара корпуса Микеладзе. Но корни крылись в другом. Когда Первая Конная ворвалась на Дон, ее бойцы - местные жители - увидели последствия расказачивания, которое безжалостно проводила новая советская власть. Среди красных казаков стало зреть недовольство, и центр его сформировался вокруг Думенко, который допускал резкие высказывания в адрес Троцкого и других главкомов Красной Армии. Тогда и был затеян суд над Думенко - политический процесс, с заранее предрешенным исходом. Занимаясь исследованиями, Юрий Калугин много работал в архивах. Ему удалось разыскать стенограмму заседания трибунала от 6 мая 1920 года, на котором Думенко был приговорен к расстрелу. В документе фигурирует человек по фамилии Белобородов - зловещая личность в российской истории. Это он от имени ВЦИК подписал постановление о расстреле царской семьи, фактически взяв на себя ответственность за это злодеяние. Кровь комкора Думенко и его боевых товарищей - тоже на совести Белобородова. Помимо Думенко, к расстрелу были приговорены работники его штаба _ Кравченко, Блейхерт, Абрамов и Колпаков. Их всех содержали в ростовской тюрьме на Богатяновском (нынешний следственный изолятор). Власти боялись, что Думенко отобьют верные ему казаки (его имя пользовалось популярностью в войсках). Поэтому на место расстрела комкора вывозили ночью, тайно, на телеге под рогожей. По одной из версий, его даже предварительно оглушили ударом приклада, чтобы не смог позвать на помощь. - У есть были письма, написанные Думенко из тюрьмы своей семье, - рассказывает Ю.Г. Калугин. - Мы не знаем только одного - места расстрела. Слишком глубоко были спрятаны следы той расправы… В конце 1950-х годов, после XX съезда партии (на котором был разоблачен пресловутый "культ личности"), некоторые участники Гражданской войны стали посылать письма "наверх": тогдашнему председателю Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилову, генеральному секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву - с просьбой восстановить справедливость в отношении Думенко. В 1963 году, накануне смещения Хрущева, Военная коллегия Верховного суда СССР отменила приговор 1920 года, реабилитировав Думенко и членов его штаба. - Вроде бы справедливость восторжествовала, но даже в середине 80-х годов над всей этой историей витал невидимый запрет, - продолжает Ю.Г. Калугин. - Реабилитация Думенко автоматически раскрывала неблаговидную роль Буденного и Ворошилова в судьбе Бориса Мокеевича. Надо было пересматривать историю Гражданской войны и восстанавливать истину, чего очень не любили в советские времена. ИЗ МОГИЛЫ - В БАНДУ Но все это предыстория. История начинается с того дня, когда в руки Юрия Калугина попала копия письма К.Е. Ворошилову, написанного бывшим бойцом Первой Конной армии Максимом Васильевичем Дятлуком. В нем приводились неизвестные факты последних дней жизни Думенко. Вот строки из того письма: "11 мая с наступлением темноты Думенко Б.М. вместе с другими осужденными к высшей мере наказания были расстреляны на северной стороне Братского кладбища города Ростова-на-Дону. Трупы их были брошены в глубокую могилу. Кравченко был ранен в шею и руку и потерял сознание. В могиле он очнулся, сложив трупы товарищей друг на друга он вылез из могилы и бежал"… Это письмо содержало поистине сенсационные сведения. Мало того, что в нем указывалось достаточно определенное место расстрела (хотя и без ссылки на то, откуда это известно автору). В нем утверждается невероятный факт: один человек из приговоренных к высшей мере выжил после расстрела! Фамилия Кравченко присутствует в приговоре трибунала. Из документов явствует, что он был начальником снабжения одной из бригад корпуса Думенко, обвинялся в грабежах. Виновным, как и остальные, себя не признал. Рассказывая далее о судьбе Кравченко, Дятлук сообщает в письме, что "постановлением распорядительного заседания военной коллегии Верховного суда РСФСР от 19 сентября 1923 года высшая мера наказания для Кравченко заменена десятью годами лишения свободы". - Если довериться Дятлуку, Кравченко через три года после расстрела снова судили. Точность формулировок вызывала доверие. Значит, где-то должно было остаться следственное дело, - говорит Юрий Калугин. Поиск был долог и труден, но дело в итоге нашлось. Оказалось, что тот самый Кравченко не только поменял фамилию на Кравцов, но и отчество - на Антонович. В марте 1923 года Дагестанским ОГПУ был арестован некто Кравцов Сергей Иванович (Антонович) - по обвинению в участии в бандах на Северном Кавказе. Когда вопросы следователей стали касаться более отдаленного прошлого задержанного, выяснились совершенно фантастические вещи. Вот протокол допроса, произведенного в Дагестанском отделе ГПУ 11 апреля 1923 года. Кравченко-Кравцов дает показания по существу дела: "23 февраля 1920 года я был арестован по делу командира корпуса Думенко, как соучастник заговора штаба Думенко. Верховный трибунал республики нас, пять человек: то есть меня, Думенко, Блейхерта, Абрамова и Колпакова, были приговорены к расстрелу (так написано в документе). Арестованными сидели в Ростове. В ночь на 13 мая меня с Блейхертом на автомобиле повезли на кладбище расстреливать. Прежде всего расстреляли Думенко. Потом расстреляли и меня, за мной Блейхерта. Стреляли меня в затылок, получив три пули я свалился в яму". СТРЕЛЯТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ - Во всех публикация дату гибели комкора определяли по последней записке Думенко, написанной жене из тюрьмы, в которой говорилось: "сегодня, 11 мая 1920 года нас расстреляют". Теперь мы можем называть более достоверную дату гибели Думенко, названную Кравченко. А может, он перепутал даты: ведь жизнь у него в эти несколько лет была перенасыщена бурными событиями? - размышляет Ю.Г. Калугин. А вот подлинный рассказ самого Кравченко: "После того, как нас зарыли, оказавшись раздетым, я когда опомнился, стал кричать, чтобы меня добили, но исполнители разбежались. Оставшись до полвины зарытым землей, после того как мои просьбы не получили ответа, из могилы стал вылезать в одной рубашке и брюках. Пошел в балку (район сегодняшней Безымянной балки - примеч. авт.), где в сарае пролежал до четырех часов следующего дня. Набравшись новыми силами, я пошел в городской распределительный пункт. Будучи весь в крови я заявил что якобы ранен грабителями на станции-вокзале. При записи указал, что являюсь красноармейцем 1-го кавалерийского полка Кравцовым Сергеем Ивановичем. Из распределителя я был направлен в госпиталь. С этого момента стал носить фамилию Кравцов". Судьба забросила Кравченко-Кравцова в Кизляр, где он сумел получить тихую должность письмоводителя в местном военкомате. Но вскоре в Кизляре оказался старый знакомый Кравченко, который его узнал. Ему также было известно, за что Кравченко расстреляли. Этот знакомый немедленно заявил "куда следует", и Кравченко ничего не оставалось кроме как бежать. Он примкнул к местной банде, два года его носило по горам и степям. Несколько раз Кравченко пытался сдаться красным, даже приходил с повинной, но как-то все не складывалось. "Совсем как у Гришки Мелехова в шолоховском романе "Тихий Дон", - говорит Юрий Калугин. В конце концов банду ликвидировали, Кравцов-Кравченко оказался в ОГПУ. Долгое время с ним не знали что делать. Все сомнения выражены в докладной записке уполномоченного ГПУ Ананьина на имя полномочного председателя ПП ГПУ по Юго-Востоку России товарищу Евдокимову: "Кравченко не может быть помилован на основании постановления ВЦИК, поскольку таковой числится как расстрелянный по приговору Верхтриба… Как Кравцов Сергей Антонович он также не может быть помилован за бандитизм после добрсдачи. Мое личное мнение _ он также не может быть использован в деле борьбы против бандитизма. Таковой должен быть расстрелян как проходящий по делу Думенко"… О судьбе Кравченко запросили Юго-Восточное бюро ЦК РКП(б). И оттуда пришел такой ответ: "Уважаемый товарищ Евдокимов! Это действительно казус, такого никто не мог предвидеть… 1. Запросить Центр о дальнейшей судьбе Кравченко. 2. Приговор не приводить в исполнение до разрешения вопроса с Центром". Окончательное решение по делу Кравченко было принято на распорядительном заседании военной коллегии Верховного Суда РСФСР 19 сентября 1923 года. За преступные действия он был приговорен к расстрелу, но суд счел возможным применить к нему амнистию в честь 5-й годовщины революции и заменить расстрел десятью годами лишения свободы. Имеются не очень убедительные свидетельства о том, что в 30-е годы Кравченко работал на "Ростсельмаше". Больше о его судьбе ничего неизвестно. Возможно, в Ростове остались его родственники. У КОМКОРА БУДЕТ ПАМЯТНИК Юрий Калугин снял документальный фильм о судьбе комкора Думенко, выпустил телепередачу "Без срока давности". Сейчас он преподает в Санкт-Петербургском университете кино и телевидения, на кафедре операторского искусства. Разумеется, рассказывает студентам о Думенко, показывает кадры из своего фильма. Во время съемок Юрий Георгиевич попытался установить место расстрела комкора и его товарищей. Как считает, ему это удалось. ...Северный сектор Братского кладбища, где находится безымянная могила, Юрий Калугин посетил вместе с председателем регионального отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Александром Кожиным. Ориентируясь по известным ему приметам, кинорежиссер остановился возле старого покосившегося креста. - Здесь, - окончательно определился Юрий Калугин. - Погрешность может составлять всего несколько метров. - Я надеюсь, здесь со временем появится памятный знак с текстом, который будет напоминать, что на этом месте были расстреляны в 1920 году Борис Думенко и его штаб, - сообщил председатель регионального отделения ВООПИиК А.О. Кожин. - Фамилии Кравченко на памятнике, разумеется не будет, но мы должны быть благодарны этому человеку за то, что нам стало известно о последних днях легендарного командира и о месте его расстрела. А вот что сказал кинорежиссер Юрий Калугин, стараниями которого и удалось распутать этот настоящий исторический детектив: _ Свое личное отношение и к комкору Думенко, и к тем кровавым временам я высказал в своем фильме. Мы должны понять тех людей, сострадать им, независимо от того, в каком они были лагере. Все они _ наши соотечественники, и все желали светлого будущего России, хотя и понимали его по-разному.
Кстати...
11 мая исполнилось 86 лет весьма примечательному событию российской истории. 11 мая 1920 года на северной окраине Братского кладбища Ростова-на-Дону, по приговору революционного трибунала был расстрелян командир сводного кавалерийского корпуса, кавалер ордена Красного знамени за номером 5, "первая шашка республики", комкор Борис Макеевич Думенко вместе со своим штабом.
Думенко и его подельники были реабилитированы еще в 1964 году, но за юридической реабилитацией не наступила реабилитация общественная. В основном этому мешала твердая позиция Буденного и Ворошилова, которые в истории с Думенко сыграли в свое время роль, скажем так, неоднозначную. В эпоху перестройки о Думенко снова вспомнили, и вполне в духе того времени, богатого на излишнюю ажиотацию, опального комкора в одночасье окрестили истинным отцом Первой Конной Армии, величайшим полководцем, безвинно пострадавшим от рук завистников. Как всегда, истина лежит где-то посередине. Конечно же, Думенко не был белогвардейским наймитом и не собирался открыть фронт белым - в чем его обвинял трибунал, но и безвинной жертвой красного террора его называть не стоит. Борис Макеевич является фигурой весьма примечательной с точки зрения понимания Гражданской войны вообще и особенно Гражданской войны на Дону.
Думенко и Буденный.Судьбы этих военначальников и заклятых "друзей" до безобразия схожи. Их обоих называли "красными казаками", но они не были казаками по рождению и не были "красными" по убеждениям. У каждого из них была своя война и волею случая они оказались на стороне "красных". Точнее сказать, "красные" подмяли под себя аполитичных крестьян-головорезов с их полубандитскими партизанскими формированиями.
К истории вопроса.
Прежде всего нужно задаться вопросом почему именно казачьи районы и прежде всего Дон стали очагами сопротивления красным? В 17-18 веке и раньше, казачий Дон был источником смуты и нестабильности, ни одного крупного восстания против власти не обходилось без участия и предводительства донских казаков. Кондратий Булавин, Степан Разин, Емельян Пугачев – практически все знаменитые бунтовщики были донскими казаками, казаками же была и основная часть их войска. Однако, к концу 18-го, началу 19-го века российским самодержцам удалось в корне поменять ситуацию, превратив бунтующий, нестабильный регион в один из столпов самодержавия, а полубандитские казачьи формирования в самые боеспособные и эффективные части российской армии. Достигнуто это было целым рядом мер, получивших название «казачьи привилегии». Склонным к сепаратизму казакам формально сохранили подобие автономного самоуправления (так называемая военная демократия, происходящая еще из времен раннего феодализма), а самое главное – решили земельную проблему. Каждый казак мужеского пола по достижении совершеннолетия получал земельный надел от 5 до 20 десятин земли в зависимости от своего социального положения. Для представителей дворянских родов эта цифра могла быть и больше. Кроме того, казаки были освобождены от уплаты налогов. Однако, весь этот казачий социализм касался только казаков, переселенцы из других губерний России, получившие на Дону прозвище «иногородние», не только не получали земельных наделов в собственность, но и не имели право покупать такие наделы. Они либо арендовали землю у казаков, либо батрачили на них же. Сами же казаки относились к иногородним с изрядной долей пренебрежения. Слово «мужик» было для казака ругательством.
В период между революциями в 17-м году, казачьи части были одними из немногих, сохранивших боеспособность. После крушения армии, казаки, под предводительством своих офицеров, часто с боями пробивались на Дон и Кубань, прихватив с собой с фронта не только личное стрелковое и холодное оружие, но зачастую и пулеметы, и даже артиллерию. К новой власти казаки относились настороженно, все ее социальные инициативы были чужды подавляющему большинству казаков-землевладельцев, а обязательства перед старой властью казаки утеряли вместе с отречением государя императора. До поры до времени, казаки придерживались позиции вооруженного нейтралитета. Но шанса остаться нейтральными им не предоставила ни одна, ни другая сторона начинавшейся гражданской войны. На Дон, под защиту одного из самых толковых царских генералов, чрезвычайно авторитетного среди казаков донского атамана Алексея Максимовича Каледина вслед за бежавшими из Быхова генералами Корниловым, Деникиным, Алексеевым, устремились все те, кому было не по пути с новой властью. Как несколько веков назад, когда ведомые знаменитым «с Дона выдачи нет» к казакам бежали крепостные крестьяне, так теперь на Дон устремились офицеры, интеллигенты, мещане, промышленники, студенты.
Советская же власть, отменив сословия, отменила и пресловутые казачьи привилегии, однако отдавать землю казаки не торопились. Тогда в разных частях Донской области иногородние стали организовывать партизанско-бандитские формирования. Они сражались не за красных – они воевали за землю, они сражались не против белых, они воевали против казаков. Тот самый страшный русский бунт. Война за землю, война в которой нет правил, и нет морали. Война вкоторой цель оправдывает любые средства. Самым крупным отрядом командовал сын украинского крестьянина-переселенца Борис Макеевич Думенко. Через некоторое время к думенковцам присоединился отряд руководимый четырьмя братьями, сыновьями русского крестьянина-переселенца из Воронежской губернии – Емельяном, Семеном, Денисом и Леонидом Буденными. Семен Буденный стал заместителем Думенко.
Думенко и Буденный.
Борис Макеевич Думенко в Первую мировую служил в конно-артиллериййском полку, за отличие в службе был произведен в максимальный в кавалерии унтер-офицерский чин вахмистра (в современной армии нечто вроде прапорщика). За храбрость награжден четырьмя Георгиевскими крестами. Образовав партизанский отряд, Думенко самопроизвел себя в есаулы (сие звание соответствовало чину капитана в царской армии и майора в современной российской) и щеголял перед своим отрядом в роскошном кителе с погонами. Факт несколько странный, учитывая неказачье происхождение Думенко и род занятий его отряда. Но чего только не бывает в партизанской вольнице. В современной Чечне тоже чинов ниже бригадного генерала не наблюдается.
Борис Макеевич Думенко
Семен Михайлович Буденный был на пять лет старше Думенко и успел поучаствовать еще в русско-японской войне. Буденный служил в кавалерии, но не в казачьей, куда не мог попасть в силу своего происхождения, а в драгунах. Дочь Буденного много лет спустя вспоминала: «Папа казаков любил и всю жизнь старался быть не хуже их. И шашкой владеть, и на лошади ездить». Преодоление комплекса иногороднего было для Буденного серьезным стимулом для развития. За время службы он показал себя прекрасным наездником и часто за деньги выезживал скакунов для офицеров. На этом занятии, экономный Буденный сколотил себе небольшой капиталец, который собирался инвестировать в покупку конного заводика. Однако во время революций буденовские сбережения пошли прахом, и Семен Михайловичу пришлось искать новое применение своим талантам. По званию Буденный был ровня Думенко – вахмистр, однако, в отличие от последнего, после революции не стал себя повышать, а наоборот понизил, в аккурат на одну ступень – до старшего унтер-офицера. Зачем? Бог весть. Много позже Буденный проговорился: «Лучше быть красным маршалом, чем белым офицером». Что касается наград Буденного, то тут дело темное. В советские времена утверждалось, что Буденный был обладателем полного Георгиевского банта – то есть четыре Георгиевских креста и четыре Георгиевских медали «За храбрость». Однако, некоторые историки ставят под сомнение не только полный бант (нет никаких сведений о награждении Буденного хотя бы одной медалью «За храбрость»), но и наличие четырех Георгиевских крестов. Следует отметить, что сами награды у Буденного не сохранились, якобы в советское время Семен Михайлович отдал их на переплавку в фонд поддержки ОСОАВИАХИМа. Весьма странный поступок для маршала, питающего слабость к знакам отличия. Но это тема для отдельного исследования.
Расстановка сил.
Начало 1918 года ознаменовалось абсолютным вакуумом власти. Белая Добровольческая армия ушла на Кубань, в конце января большевистский Донской Военно-революционный комитет под руководством казаков Кривошлыкова и Подтелкова объявляет в Донской области Советскую власть. Общая ситуация складывается скорее в сторону красных, их отряды разбивают самый крупный белоказачий партизанский отряд полковника Чернецова и казнят пленных офицеров, насаждение советской власти сопровождается грабежами и насилием над мирным населением, однако организовать отпор красным пока не удается. Уставшие от войны казаки игнорируют призывы атамана подняться на борьбу с Советами. Атаман Каледин, в минуту душевного кризиса кончает жизнь самоубийством.
В конце февраля красные отряды Сиверса захватывают практически ничейный Ростов. 18 марта вспыхивает общедонское казачье восстание, 1 апреля восставшие казаки занимают столицу Войска Донского – Новочеркасск, красные еще раньше объявляют столицей Донской республики Ростов-на-Дону. В начале мая красные бегут из Ростова, на сцену выходит третья сила - 8 мая в Ростов вступают войска кайзеровской Германии. 10 мая экспедиционный корпус красных под командованием Подтелкова и Кривошлыкова окружается восставшими казаками и сдается в плен. Со всех станиц Дона сзываются представители для суда над подтелковцами. За реквизиции и расстрелы, а также за бессудную расправу над захваченными в плен казаками отряда Чернецова, из 120 пленных подтелковцев 78 приговариваются к расстрелу. Подтелков, лично зарубивший полковника Чернецова и отдавший приказ рубить остальных пленных, а также его заместитель Кривошлыков приговариваются к повешению. Приговор приводится в исполнение. Кстати, среди расстрелянных были и сыновья некоторых судей, подписавших приговор. Можно долго спорить о легитимности данного суда и законности его сурового приговора. Но факт остается фактом. Осудив в лице подтелковцев всю советскую власть, представители донских станиц, в ходе вполне демократической процедуры, определили место донского казачества в Гражданской войне.
Подтелков и Кривошлыков
Даже по весьма оптимистическим выкладкам советской историографии, во время гражданской количество казаков поддерживающих советскую власть не превышало 20 процентов.15 мая Верховным атаманом и правителем Дона на войсковом круге был выбран генерал-германофил Петр Краснов. Вскоре он договаривается с немцами о поставке казакам большого количества оружия и боеприпасов для борьбы с большевиками. В этой ситуации, для борьбы с казаками, красные делают основную ставку на вооруженные отряды иногородних. А самым крупным из них командовал Думенко. А в заместителях у него был Буденный.
Друзья - соратники.
За лето 1918 года эта парочка делает стремительную карьеру. Сняв, наконец, погоны есаула, Думенко командует сначала батальоном, потом полком, затем бригадой и наконец дивизией. Буденный всегда при нем, то заместителем, то начштаба, то еще кем. Думенко – заядлый рубака и прирожденный партизан. Он мастер маневра и короткого удара, его неожиданно проявившимся военным даром восхищяются не только красные, но и враги - казаки и Добрармия. В его отрядах нет воинской дисциплины в ее обычном понимании, но они сплочены личной преданностью к командиру – тридцатилетнему бывшему вахмистру, которого даже пожилые бойцы уважительно называют «батька». Думенко крут нравом – без тени сомнения он приказывает прилюдно выпороть Буденного за ослушание (ох, не забудет эту обиду Семен Михайлович), когда белые расстреляют жену Думенко, он прибавит к названию своего отряда прилагательное «карательный», и запылают хутора и станицы в тех местах, где пройдет его кавалерия. Его отряд награждают Почетным Революционным красным знаменем, но Думенко практически абсолютно аполитичен – он и его войско с презрением относятся к «жидам и комиссарам», им очень сложно управлять – Думенко рвет на клочки приказы командования, которые считает неудобными или невыгодными для себя. Думенко никогда не ездит на совещания к начальству. Вместо себя он посылает Буденного. Это в конечном счете его и сгубит.
Буденный под маской простодушного крестьянина прятал хитрую натуру искуснейшего политика. Многие относились к нему с пренебрежением, многие считали его дурковатым рубакой, и изо всех сил старался Буденный поддержать этот имидж. Всех тех, кого ввели в заблуждение его потешные усы и неловкие манеры пережил Семен Михайлович. Удачлив был Буденный и в политических интригах, которые учился плести за спиной своего командира, и в бою. В сальских степях выскочил он с ординарцами прямо на офицерский пулеметный расчет белых. Почти всех положили офицеры, изрешетили буденновского коня, а у Семена Михайловича – ни отметинки, ни царапинки. Но и осторожен Буденный чрезвычайно, это в атаку на белых он может пойти во главе эскадрона. В тыл, на совещания к командованию, Буденный, когда станет командармом, будет ездить не иначе как в сопровождении большого отряда самых отъявленных и самых преданных головорезов. Больше чем белых боялся Буденный интриганов в высших кругах красного военного командования. Потому что и сам был такой.
Семен Михайлович Буденный
Но пока еще Буденный не командарм, он на вторых ролях. Но потихоньку он обрастает высокими покровителями и копит нужные знакомства. Среди них одна из ключевых фигур на Южном фронте и чуть ли не единственный в руководстве Красной армии пролетарий – луганский слесарь Володька, он же будущий красный маршал Клим Ворошилов, а также скромный и тихий представитель Совнаркома, будущий генеральный секретарь Йосиф Сталин. В начале 19-го эти два деятеля формируют на юге т.н. «военную оппозицию». Оппозицию против Троцкого. Красный министр обороны - наркомвоенмор Лев Давидович Троцкий делает ставку на бывших царских офицеров – военспецов и приглядывающих за ними комиссаров. Ворошилову и Сталину не нужны ни одни, ни другие. Они сами себе военспецы и сами комиссары. «Унтер-офицерский заговор» презрительно называет эту оппозицию Троцкий. Сталин и Ворошилов пока не идут на открытый конфликт, но активно вербуют сторонников. Непредсказуемый, «себе на уме» Думенко им не подходит, а вот его заместитель – в самый раз. Буденный умеет располагать к себе людей. Перед бойцами он в доску свой батька-командир, у руководства – исполнительный и послушный малый, перед недоброжелателями – дурковатый простак, для пленных казаков Буденный как строгий, но великодушный унтер-рубака для призывников-первогодок («Папа казаков любил и всю жизнь старался быть не хуже их.") Охотно переходят под его знамена пленные казаки, разбавляет думенковское воинство Семен Михайлович людьми преданными лично ему.
А Думенко продолжает свой стремительный рост в красной табели о рангах., В марте 1919-го его награждают орденом Красного Знамени за номером 5. Награду Борису Мокеевичу вручает лично Троцкий. Лев Давыдович любит красивые фразы – и вот Думенко уже «первая шашка республики» (Буденный получает орден Красного знамени за номером 6, и он, видимо, вторая шашка республики) Пик карьеры приходится на апрель 1919 года. Думенко становится начштаба 10 армии по кавалерии (командующий армией – бывший подполковник царской армии Егоров), под командованием Думенко вся армейская кавалерия и три стрелковых дивизии. Это соединение получит название «Конно-сводный корпус», потом «1-й конно–сводный корпус », потом «1-й конный корпус». 4 апреля 1919 года Ленин посылает в штаб 10 армии телеграмму: "Передайте мой привет герою 10-й армии товарищу Думенко и его отважной кавалерии, покрывшей себя славой при освобождении станицы Великокняжеской от цепей контрреволюции.» Но 25 мая 1919 года Думенко получает тяжелейшее ранение в грудь в бою у реки Сал. Вместе с Думенко ранен и его начальник – командарм-10 Егоров. Но ранение у будущего маршала СССР не опасное, а Думенко безнадежен, не понятно как он вообще жив, надеясь на чудо, его везут к тогдашнему светилу хирургии – доктору Спасокукоцкому в Саратов.
И тут Буденный понимает, что его шанс настал.
Борис Мокеевич Думенко (1888 - 11 мая 1920) - командир конного корпуса Красной армии во время Гражданской войны, организатор кавалерийских частей.
Биография
Из семьи иногороднего крестьянина-малоросса Донской области. С детства ухаживал за лошадьми, позднее работал табунщиком. Участник Первой мировой войны, служил в артиллерийских частях, с 1917 года в чине вахмистра.
Вернувшись с фронта, сформировал в начале 1918 года один из первых крестьянских конных отрядов, вступивших в борьбу против казаков за землю и установление на Дону советской власти. С апреля командовал батальоном Сводного крестьянского социалистического полка, с июля - первым кавалерийским крестьянским социалистическим полком. Хорошее знание конного дела, организаторские способности, личное мужество, отменная рубка с обеих рук и многочисленные победы быстро принесли Думенко популярность среди крестьянского населения Дона. Это позволило ему объединить мелкие конные отряды (командир одного из таких отрядов - С. М. Будённый - стал его помощником). Мстя Думенко, казаки убили его жену, после чего он прибавил к названию своего полка слово «карательный».
В беспрестанных боях с частями Донской армии во второй половине 1918 года Думенко активно пополнял и развёртывал свои части, вошедшие в состав Южного фронта регулярной Красной армии. В сентябре он был назначен командиром сформированной им 1-й Донской кавалерийской бригады, в декабре - начальником 1-й Сводной кавалерийской дивизии 10-й армии. 2 марта 1919 года стал одним из первых кавалеров ордена Красного Знамени, получив знак № 5. По другим данным пятым орденом награждён Ю. В. Саблин.
В январе 1919 года был назначен начальником формируемой им 4-й Петроградской кавалерийской дивизии, в апреле - помощником начальника штаба 10-й армии по кавалерии, в мае командовал «левой группой войск» 10-й армии. 25 мая 1919 года в крупном конном сражении на реке Сал был тяжело ранен (пуля пробила лёгкое) и эвакуирован в Саратов, где ему профессором С. И. Спасокукоцким было сделано несколько операций. В командование дивизией, развёрнутой вскоре в Конный корпус, вступил Будённый.
В июле после выписки Думенко поспешил вернуться в строй, несмотря на заключение Спасокукоцкого, что для восстановления «полной трудоспособности» требуется «не менее двух лет». К концу лета 1919 года вся Донская область оказалась под властью белых, 10-я армия оставила Царицын. 14 сентября Думенко был назначен командиром вновь сформированного Конно-сводного корпуса (в составе 1-й партизанской, 2-й Горской и 3-й Донской кавалерийских бригад), в который были сведены различные части войсковой конницы.
В сентябре-декабре 1919 года в составе Юго-Восточного (Кавказского) фронта этот корпус одержал несколько побед над конными корпусами Донской и Кавказской армий ВСЮР, захватив тысячи пленных и массу трофеев (сотни орудий и пулемётов, десятки бронеавтомобилей и танков) и сыграв решающую роль в занятии Донской области. Форсировав в середине декабря Дон, Конно-сводный корпус 7 января 1920 года взял столицу Всевеликого Войска Донского Новочеркасск. Впоследствии эти войска вошли в состав 2-й Конной армии.
По оценке генерала А. К. Кельчевского, начальника штаба Донской армии, части Думенко были «настоящей русской армией», а их командир - «народный самородок» - внёс много нового в тактику конного боя.
Самоотверженно борясь за Советскую власть и лично сформировав из иногородних крестьян и бедных казаков не одну конную часть, Думенко негативно оценивал политику Л. Д. Троцкого и всего военного ведомства по насаждению в Красной армии жёсткого контроля комиссаров над командирами, считая, что контролировать следует только бывших офицеров. Сам он неоднократно публично критиковал тех комиссаров, которые, по его выражению, «только сидят в тылу и пишут приказы», и требовал от них быть на позиции.
Смерть
Несмотря на то что в январе 1920 года Думенко вступил в партию большевиков, политотдел корпуса и вышестоящие политорганы обвиняли его в том, что он поощряет антибольшевистские и антисемитские настроения среди рядовых кавалеристов, препятствует работе военных комиссаров, недостаточно борется с грабежами, пьянством красноармейцев. В целях разрешения назревающего серьёзного конфликта между Думенко и политорганами в декабре 1919 года в Конно-сводный корпус был прислан новый военком В. Н. Микеладзе, который при невыясненных обстоятельствах был убит в феврале 1920 года. Личность убийцы следствием не была установлена. Несмотря на это, Думенко был арестован вместе с шестью ближайшими помощниками по обвинению в убийстве военкома и подготовке мятежа (основными источниками клеветы были командир одной из бригад Д. П. Жлоба и военкомбриг Г. Пескарев, а также комиссар Кравцов).
Подоплёка конфликта - противостояние Троцкого и Сталина. Думенко был выдвиженцем Сталина, замом его был Будённый. При создании второго конного корпуса Будённый стал командиром первого и на базе корпуса впоследствии развернул 1-ю Конную армию. А 2-й корпус Думенко был передан на Кавказский фронт, которым командовал выдвиженец Троцкого - Тухачевский.
По другому мнению, устранение Думенко - результат деятельности группы военной оппозиции в лице И. Сталина, К. Ворошилова и С. Буденного.
В 1920 году газеты сообщили:
Комкор Думенко, начальник штаба Абрамов, начальник разведки Колпаков, начальник оперативного отдела Блехерт, комендант штаба Носов, начальник снабжения 2-й бригады конкорпуса Кравченко вели систематическую юдофобскую и антисоветскую политику, ругая центральную Советскую власть и обзывая в форме оскорбительного ругательства ответственных руководителей Красной армии жидами, не признавали политических комиссаров, всячески тормозя политическую работу в корпусе… Лишить полученных от Советской власти наград, в том числе ордена Красного Знамени, почётного звания Красных командиров и применить к ним высшую меру наказания - расстрелять… Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Председатель А. Розенберг, члены А. Зорин, А. Чуватин.
Знаки отличия
Награждён:
- полный Георгиевский кавалер
- почётное звание краском
- орден Красного Знамени № 5, возможно другой № (приказ РВСР № 26, от 1919 года).
- именной шашкой
- двумя золотыми часами
- благодарность Председателя СНК
Память
- В честь Бориса Мокеевича Думенко названы улицы в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Новочеркасске и Волгодонске.
Литература
- Карпенко В. В. Комкор Думенко. - Саратов: Приволжское книжное изд-во, 1976.
- Карпенко В. В. Красный генерал. - М.: Советская Россия, 1991.
- Карпенко В. В. Тучи идут на ветер.
В мае 1920 г. в Ростове комкор Борис Думенко, создатель советской кавалерии, вместе с ближайшими помощниками был расстрелян по приговору Реввоентрибунала Республики. 44 года его имя, прежде окутанное героическими легендами, было смешано с грязью, его славные победы на полях кровавых сражений «той единственной Гражданской» приписывались другим.
Тысячи красных конников-добровольцев, кто два года с обнаженным клинком кидался за ним в смертельную рубку, вынуждены были молчать, что они — «думенковцы».
Массовая реабилитация жертв сталинских репрессий в конце 30-х воскресила в близких Думенко и его соратниках веру в возможность восстановить справедливость. В феврале 1962-го Анастасия Думенко, вдова комкора, и ветераны Кучеренко и Дятлук обратились к Н.С.Хрущеву. ЦК дал указание Главной военной прокуратуре проверить «дело Думенко».
Сразу выяснилось, что осужденных в 20-м реабилитировать много сложнее, чем расстрелянных в 37-м. Иные, впервые услышав о «деле Думенко», страшно округляли глаза: как это, при жизни Ленина?! Потом уже стало очевидно: Ленину об этом не докладывали, скрывали. Телеграмму, написанную Думенко в тюрьме и адресованную Ленину, с просьбой «во имя справедливости отозваться» в Москву не отправили, пришили к делу. Архивы сберегли правду о Думенко, и полтора года военные юристы изучали сотни дел, тысячи приказов, докладов, сводок. Были выяснены биография и боевой путь комкора Думенко, скрупулезно проверены материалы следствия и суда. Вывод был неоспорим: ни комкор не виновен, ни его подчиненные. 27 августа 1964-го Военная коллегия Верховного суда СССР определила: приговор в отношении Думенко и его подчиненных «отменить и дело о них в уголовном порядке производством прекратить за отсутствием в их действиях состава преступления».
На Дону и Кубани реабилитация была воспринята как торжество правды и справедливости. В хуторах и станицах проходили митинги, до дыр зачитывались газетные и журнальные вырезки о Думенко, его опубликованные фото, размноженные фотографами, вешались на стену едва ли не в каждой хате.
В 1967 г. саратовский журнал «Волга» начал публикацию романа «Тучи идут на ветер» известного донского писателя Владимира Карпенко — первой книги дилогии «Комкор Думенко». На основе многочисленных, прежде не известных архивных документов и воспоминаний в романе рассказывалось о жизни казаков и иногородних на Дону до революции 1917-го, о начале вооруженной борьбы между казачьими и красными партизанскими отрядами в Задонской степи, о кровопролитных боях за Великокняжескую и Царицын летом 1918- зимой 1919 г., о рождении регулярных конных частей Красной Армии, о трагической судьбе их создателя и первого командира Бориса Думенко.
Его боевой путь начался весной 18-го на Маныче, в хуторе Казачьем. Вернувшись с мировой войны, 29-летний вахмистр сформировал отряд из таких же, как он, иногородних крестьян-фронтовиков и вступил в борьбу за власть Советов. За лето боев против казачьей Донской армии атамана Краснова отряд вырос до кавполка. Потом полк был развернут в бригаду, а та — уже осенью, под Царицыном — в первую на юге кавдивизию. Весной 19-го, уже будучи начальником кавалерии 10-й армии, сформировал вторую кавдивизию.
25 мая в крупном сражении против кубанской и терской конницы Добровольческой армии на реке Сал, у хутора Плетнева, Думенко сняла с седла пуля: прошла через легкое, перебив два ребра. В Саратове профессор Спасокукоцкий, патриарх российской хирургии, сделал ему более десятка операций. Жизнь коннику сохранил, но выписал из клиники инвалидом.
Однако через три с половиной месяца Думенко опять сел в седло. Правая рука висела плетью, но не беда: умел рубить и левой. Советская республика остро нуждалась в коннице: три армии Деникина упорно рвались к красной Москве, их основную ударную силу составляли конные корпуса. Сформированные Думенко две кавдивизии уже были сведены в корпус, командовал им бывший его помощник Семён Буденный. И командование 10-й армии решает: только Думенко под силу сформировать новый корпус.
За полгода он провел свою новую конницу тысячеверстным походом по Дону. И 7 января 20-го взял Новочеркасск, столицу Белого
Дона.
Оба корпуса Думенко были в итоге развернуты в конные армии — 1-ю и 2-ю. А сам он был арестован 23 февраля, во вторую годовщину Красной Армии.
Чем громче становилась слава Думенко, тем большую опасность в его свободолюбии, крестьянской жажде работать на своей земле, недовольстве контролем окопавшихся в тылу комиссаров видели политотделы армий и фронта. Порочащие Думенко доклады, основанные на слухах и домыслах, быстро дошли до Pеввоенсовета Республики, его председателя Троцкого. В одном из них живописалось, как Думенко сорвал с себя орден Красного Знамени и швырнул его в угол со словами: «Не надо мне его от … Троцкого, с которым придется еще воевать».
Мало вникал Думенко в то, что делается в тыловых службах его корпуса: он жил только боем. А тем временем командир одной из бригад Д.Жлоба, снедаемый черной завистью к славе командира, собирал вокруг себя недовольных комкором - «корпусную оппозицию». Ее поддержал приехавший в Новочеркасск поздравить корпус с победой член РВС 9-й армии Анисимов. Он дал телеграмму в РВС армии, А.Белобородову: «Думенко - определенный Махно, не сегодня, так завтра он постарается повернуть штыки... Посылает своих красноармейцев громить винные лавки, насилует женщин и всюду открыто агитирует против Советов... Подтверждают Жлоба и другие... Считаю необходимым немедленно арестовать его при помощи Жлобы... Через некоторое время будет поздно, он наверняка выступит. Поговаривают о соединении с Буденным...»
В момент наивысшего размаха клеветнической кампании против Думенко в корпус прибыл новый комиссар — В.Микеладзе. Тактичный и наблюдательный, партработник с опытом, он быстро разобрался в обстановке в корпусе. В РВС армии он сообщил, что контакт с Думенко наладил, и предложил Белобородову убрать из корпуса некоторых негодных политработников. В последние дни января и начале февраля корпус Думенко вел на Маныче тяжелейшие бои с донской конницей. Тогда-то и случилась трагедия, так и остающаяся до сих пор тайной: Микеладзе был убит предательской рукой...
Арест Думенко проводил Белобородов. За это он был награжден орденом Красного Знамени. В представлении говорилось: «Ввиду того, что имя Думенко было слишком известно Республике, тов. Троцкий не решился на арест Думенко, награжденного орденом Красного Знамени. Это было еще до убийства Микеладзе. Убийство тов. Микеладзе не оставляет тени сомнения в контрреволюционной организации в штабе корпуса. Тогда тов. Белобородов по поручению тов. Троцкого едет в середине февраля в конкорпус, где и производит арест всего штаба во главе с Думенко».
За Думенко вступился Орджоникидзе. Егоров и Сталин, командующий и член РВС Юго-Западного фронта, хорошо знавшие Думенко по Царицыну, попытались взять его на поруки. Польские армии угрожали Советской Украине. Егоров увещевал главкома С.С.Каменева: «Без сильной конницы рассчитывать на успех... затруднительно, даже невозможно, а Думенко является большим организатором кавчастей». Сталин выразился категоричнее: «Нам предстоит вздуть полячков, на какой предмет и надобен Думенко».
Председателем выездной сессии Реввоентрибунала Республики был назначен его зампред латыш А.Розенберг. Указания, как вести дело, он получил лично от Троцкого.
Улик против Думенко следствие не нашло, убийца Микеладзе установлен не был. Розенберг распорядился: «Не отвлекаться слишком подробным выяснением всех деталей обстоятельств преступления. Если существенные черты выяснены - закончить следствие, ибо дело имеет высокообщественное значение…» И следователи уже не стремились к выяснению истины, требуя направить в Ростов для допроса только тех лиц, которые могут «дать сведения о противосоветской деятельности Думенко и его штаба». Особо попросили Москву: «Предупредите печать, чтобы кто-нибудь не ляпнул бы чего-нибудь о подвигах Думенко, может получиться конфуз».
Суд проходил предвзято, без свидетелей. Подсудимые вину не признали. Все пункты обвинения защитники опровергли. Но приговор Троцким был предрешен.
К концу Гражданской войны Троцкий взял курс на ликвидацию военачальников, выдвинутых вооруженной крестьянской массой. Их добытая в боях слава, оплаченная кровью, подрывала его культ личности, насаждавшийся в Красной Армии Политуправлением РВСР. В Красной Армии он видел орудие борьбы за власть в партии и государстве. Выходцы из народа, подобные Думенко, мешали ему опереться на армию. Спустя много лет Троцкий, оправдывая свою позицию в «деле Думенко», прибег к циничной лжи: «кавалерист Думенко, командир корпуса под Царицыном и прямой начальник Буденного… был более даровит, чем Буденный, но кончил восстанием, перебил коммунистов в своем корпусе, попытался перейти на сторону Деникина, был захвачен и расстрелян».
В последнем слове Думенко сказал: «...Мне как старому революционеру, борющемуся за Советскую власть, было очень больно слышать обвинение в контрреволюции, было больно такое обвинение читать, когда сидел там за решетками, было больно мне смотреть из-за решеток, как мои кони моих всадников уносят на фронт. Я плакал, когда это видел, но я утешал себя, что пролетариат вернет мне честное имя, а армии - солдата». До последнего вздоха он верил в высшую меру справедливости.
За неправый суд над Думенко и его штабом Советская республика заплатила дорогую цену. И на два месяца не пережил конный корпус своего создателя, своего первого командира. 3 июля под Мелитополем он был наголову разбит пехотными частями армии Врангеля. Бежал панически, потеряв половину из четырех тысяч конников и славу. Это стало самым позорным поражением Красной Армии за всю Гражданскую. Следственная комиссия пришла к категоричному выводу: новый комкор Жлоба и новый штаб не справились с управлением корпусом...
А ведь обстановка на врангелевском фронте была крайне благоприятной для удара конной массой: оборона белых была растянута «в ниточку» по фронту Северной Таврии, многие кавалерийские полки не имели лошадей, путь в незащищенный Крым был открыт. Думенко в подобной ситуации всегда выходил победителем: стремительно продвигался к цели, уничтожая поодиночке сильные и разгоняя слабые части врага. Он наверняка сумел бы покончить с Врангелем уже в июле и не позволил бы провести эвакуацию Крыма. Не было бы ни Каховки, ни Перекопа, ни Галлиполи…
Номера журнала «Волга» с романом «Тучи идут на ветер» зачитывались до дыр, копировались на пишущих машинках. В 69-м журнал начал печатать продолжение — роман «Красный генерал», повествующий о беспощадной вооруженной борьбе между красными и белыми на юге России весной 1919 - зимой 1920 г., о тяжких испытаниях, выпавших на долю казачества и крестьянства Дона, об учиненной Троцким неправедной судебной расправе над комкором Думенко (1888-1920).
И тут нашлись люди, выступившие против правдивого освещения пути Думенко и его конницы: присные маршала Буденного. Они увидели в этом умаление славы «патрона», угрозу его месту «первого и единственного» в истории красной кавалерии. На свет вытащили всю клевету 20-го, развернули атаку и против реабилитации, и против писателя Карпенко, «пошедшего по ложному пути», «искажающего историческую правду». Подписи маршала под письмом, опубликованном в «Вопросах истории КПСС» в феврале 70-го, оказалось достаточно, чтобы была приостановлена публикация второй книги.
Многие восприняли публикацию письма Буденного как выражение официального «мнения», заговорили о пересмотре решения о реабилитации. Владимир Карпенко, живший тогда в Ульяновске, попал под гнетущий пресс местного партруководства. С партийной трибуны, перед «активом» его стали предавать анафеме, пригрозили «партийной ответственностью». Писатель обратился за помощью к Л.И.Брежневу, его поддержали историки В.Поликарпов и В.Душенькин, известный военный юрист Б.Беспалов. Разобравшись, ЦК поставил все на свои места: реабилитация Думенко пересмотру не подлежит, личная точка зрения кого бы то ни было повлиять на это не может.
И в 75-м после многократного рецензирования историками и переработок публикация «Красного генерала» была завершена. Так увидела свет вся дилогия «Комкор Думенко». Книги ее выходили восемь раз, общий тираж достиг трех четвертей миллиона.
Сейчас издательство «Вече» планирует переиздать дилогию о Борисе Думенко. Дополняя по рукописи автора, очищая от искажений, навязанных рецензентами и цензурой в 70-е, романы готовит к изданию сын автора — историк и писатель Сергей Карпенко.
…Только что вернулся с родины великого сына России М.А.Шолохова. Ездил в станицу Еланскую, некогда райский уголок на Верхнем Дону, где так любил бывать писатель-нобелевец. Старинная казачья станица, за светлую жизнь которой сражались Григорий Мелехов из «Тихого Дона» и Борис Думенко из донских степей, почти погребена под песками. Забитые ставни куреней, покосившееся здание школы, где когда-то была десятилетка, подгнившие заборы некогда процветающего лесничества, не видать людей, не слышно детских голосов и задорных казачьих песен. В запустении полуразрушенная церковь, в зарослях сорняков памятник воинам, павшим в годы Великой Отечественной войны… И вдруг перед взором открывается панорама огромной помещичьей усадьбы в несколько гектаров цветущих садов. За высокий забор попадаем с трудом. На подворье - метра в четыре высотой памятник фашистскому прихвостню, предателю России П.Краснову и его сподвижникам («Советская Россия» об этом подробно писала в статье «Фюрер Казакии»).
…Пожилой казак из местной интеллигенции зло сплюнул под высокий забор поместья (по злой иронии судьбы хозяин забора и подворья носит фамилию Мелехов):
- Видите, демократы нынче сильнее самого Бога. Господь не может изменить прошлое, а они могут… На свой лад историю Гражданской перекраивают… С необузданным потоком лжи и подтасовкой фактов.
…А мне вспомнился другой памятник: Б.М.Думенко в донской степи, где красный генерал сражался за счастье народное. Скромный и всем открытый. У его подножия - степные цветы. А в сердцах людских - светлая память о земляке-воине и прекрасном человеке. Память народа не перепишешь.
Георгий ГУБАНОВ, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств. Ростов-на-Дону.
Пока Конармия сражалась с белыми на Дону и Маныче, рядом с ней развертывались драматические события, связанные с судьбой бывшего начальника Буденного Бориса Думенко. В ночь с 23 на 24 февраля 1920 года по приказу члена РВС Кавказского фронта И. Т. Смилги его арестовали вместе со штабом Сводного кавалерийского корпуса. Поводом послужило недавнее (2 февраля) убийство комиссара корпуса Микеладзе и других коммунистов, а также утверждение, будто Думенко склонял Буденного к совместному выступлению против большевиков. Думенко был судим трибуналом и расстрелян в Ростове 11 мая 1920 года. В основу приговора легли, как тогда говорили, «совесть судьи и революционное правосознание». 27 августа 1964 года приговор Ревтрибунала республики от 5–6 мая 1920 года по делу Думенко и его товарищей был отменен и дело было прекращено за отсутствием в действиях осужденных состава преступления. Но еще в 1967 году А. И. Микоян признавался писателю Юрию Трифонову: «Знаю, что два человека – Ворошилов и Буденный – против реабилитации. Это была вражда между военными… Это бывает часто… Они до сих пор не могут примириться».
Какие же улики были предъявлены Думенко на суде? Его обвиняли в том, что он публично надевал офицерские погоны. На этом настаивал Буденный, хотя отмечал при этом, что Борис Мокеевич, скорее всего, самозванец и офицером никогда не был. В белых газетах утверждали: «Думенко в среде большевистских вождей – далеко незаурядная личность, один из немногих самородных талантов». Такая похвала со стороны врага могла быть при желании расценена трибуналом как попытка переманить комкора на сторону белых. Что касается самого убийства Микеладзе, то вначале было заявлено, что его застрелил сам Думенко, когда комиссар попытался пресечь дикую пьянку в штабе корпуса. Эта версия быстро рассыпалась – свидетелей не нашлось, к тому же убитый был другом Думенко и совсем недавно торжественно вручал ему партбилет. В итоге следствие пришло к выводу, что «военком Микеладзе был убит неизвестным ординарцем штаба конного корпуса, но подстрекателями и прямыми укрывателями убийцы являются комкор Думенко и его штаб». Еще до этого присланная РВС комиссия подвела итог: «Думенко и его штабные чины своей деятельностью спекулируют на животных инстинктах массы, пытаясь завоевать себе популярность и поддержку тем, что дают полную волю в поощрение грабежам, пьянству и насилию. Злейшими их врагами является каждый политработник, пытающийся превратить разнузданную и дикую массу в регулярную дисциплинированную и сознательную боевую единицу».
После суда над Думенко его адвокат Исай Израилевич Шик говорил одному своему знакомому, тоже адвокату: «Процесс я проиграл. Мне очень мешали Буденный и Ворошилов. Но еще неясно, чем все обернется: на тюремном дворе выступали красноармейцы за Думенко». Так что Семен Михайлович сыграл определенную роль в падении Думенко, хотя роль Смилги, Белобородова и Ворошилова в этом деле неизмеримо больше. По преданию, один из бывших бойцов-думенковцев сказал Буденному, когда он после ареста Думенко объезжал строй: «Ты, Сенька, не п…ди, а играй барыню!»
В газете «Советский Дон» 9 марта 1920 года было впервые сообщено об аресте Думенко и его товарищей. Там, в частности, говорилось: «Следственная комиссия, назначенная РВС армии для расследования обстоятельств, при которых произошло убийство и розыск виновников, пришла к заключению, что убийцы Микеладзе находятся в штабе Думенко. Помимо этого о деятельности Думенко и его штаба имелись сведения, которые требовали скорейшего вмешательства РВС армии, дабы предотвратить творившиеся в штабе безобразия. Пьянство и бандитизм были явлениями обычными и действовали разлагающе на весь корпус. Политическая работа в Корпусе почти не велась, так как тов. Думенко и его приближенные не признавали никаких комиссаров и представителей Советской власти, терроризировали различными угрозами. Во время нахождения корпуса в Новочеркасске пьянство и дебоши достигли небывалых размеров. Чины штаба устраивали оргии с женщинами, производили незаконные реквизиции и конфискации. Сам Думенко поощрял все эти безобразия и преступления, громко заявляя о своих симпатиях к батьке Махно. Все эти преступления и вызвали своевременное энергичное распоряжение РВС об аресте Думенко и его приспешников. Следствие по делу Думенко впредь до приезда представителя Ревтрибунала ведет член Реввоенсовета армии т. Белобородов».
С комкором разобрались быстро и жестоко. Дело Думенко стало первым компромиссом Буденного со своей совестью – ведь совсем недавно они вместе сражались с казаками Краснова в Сальском округе и под Царицыном. Здесь сыграли свою роль соперничество с Думенко, который когда-то был командиром Буденного, а главное – опасение, что попытка выгородить боевого товарища может и его самого подвести под трибунал. Недавно появились и более экзотические версии – например, статья полковника С. Коломнина в «Независимой газете» о том, как Думенко в бытность начальником Буденного велел прилюдно выпороть его в наказание за бесчинства его бойцов. В статье говорится: «Когда двое дюжих „думенковцев“ срывали с Буденного рубаху и укладывали его для порки на лавку, он в ярости протестовал: „Да у меня полный Георгиевский бант, меня даже офицер при царе пальцем не мог тронуть, а ты меня, красного конника, плеткой?!“ На что стоявший рядом Думенко, посмеявшись, ответил: „Да какой ты Георгиевский кавалер, Семен, фантиков себе на базаре навесил, а так настоящие казаки не делают“». Хотя автор ссылается на воспоминания каких-то «ветеранов-первоконников», его история кажется вымышленной. Телесные наказания в Красной армии были запрещены, а уж порка одного командира другим на глазах подчиненных выглядит и вовсе нереальной.
К слову сказать, сравнение Буденного и Думенко в целом говорит в пользу Семена Михайловича. Буденный смог до некоторой степени подчинить себе стихию масс и готов был подчиниться коммунистам, а Думенко – не хотел подчиняться коммунистам и так и не смог обуздать стихию своих частей, практически не применял репрессий против насильников и мародеров. Семен Михайлович, быть может, в душе комиссаров и не жаловал, но на людях, даже в сильном подпитии, никогда не допускал брани в их адрес, а также антисемитских высказываний. От природы хитрый, Буденный давно уже понял, что с новой властью можно и нужно ладить. Власть же, в свою очередь, ценила его как единственного предводителя конной народной массы, на которого более или менее можно положиться.
Причина подобной толерантности лежит в том, что Буденный был стихийным государственником, а Миронов и Думенко – анархистами-народниками, шедшими на поводу у массы и пытавшимися стать «третьей силой» между красными и белыми. Потому Буденный и обрел потом важный статус символа государственного начала для крестьянских масс, еще при жизни превратившись в живую легенду. Он олицетворял собой крестьянство, принявшее Советскую власть. Позднее, когда по стране прокатилась насильственная коллективизация, которую Буденный не рискнул осудить, а наоборот, всецело поддержал, власть оценила, сколь удобную пропагандистскую фигуру она имеет. Буденновский имидж успешно эксплуатировался вплоть до первых месяцев Великой Отечественной войны. Затем, после перерыва, вызванного не слишком успешными действиями Семена Михайловича на фронте, наступило некоторое затишье, но в конце 1950-х годов, при Хрущеве, Буденный был торжественно возвращен в пантеон героев. Ему, наконец, присвоили звание Героя Советского Союза, массовым тиражом издали его мемуары. На старости лет бывший командарм Первой конной, похоже, искренне уверовал, что является главным героем Гражданской войны. И старался устранить конкурентов, теперь уже – из памяти народа.
Таких конкурентов он видел прежде всего в лице Миронова и Думенко. Даже после реабилитации Думенко Ворошилов и Буденный сохранили прежнее мнение о нем, равно как и о реабилитированном еще раньше Миронове. 10 января 1966 года Буденный направил Ворошилову информационный материал в 90 машинописных страниц, озаглавленный «О реабилитации и восхвалении в периодической печати Миронова Ф. К. и Думенко». О Миронове в этом примечательном документе, подготовленном буденновскими порученцами, говорилось, в частности, следующее: «На организованном им 22 августа митинге в Саранске Миронов заявил, что „коммунисты губят Россию, разложили армию и потому нужно нам, казакам, идти сейчас на фронт, разбить Деникина, а потом повернуть штыки на Москву, чтобы сбросить долой Совет Народных Комиссаров и установить настоящую Советскую власть“. В приказе по Донскому корпусу, подписанному Мироновым, говорилось, что причины поражения Красной армии объясняются „сплошными злостными деяниями господствующей партии, партии коммунистов, восстановивших против себя общее негодование и недовольство трудящихся масс“ и „чтобы спасти революционные завоевания, остается один-единственный путь: свалить партию коммунистов. Долой единоличное самодержавие и бюрократизм комиссаров и коммунистов“».
В информационном материале также утверждалось, что в процессе подготовки реабилитации «в архивах копировались все документы, которые хотя бы в какой-то мере характеризовали Миронова положительно, и обходили материалы, характеризующие его с отрицательной стороны». Далее говорилось: «В своем ультимативном письме В. И. Ленину Миронов назвал „всю деятельность Коммунистической партии направленной на истребление казачества вообще“ и требовал соглашения с эсерами и меньшевиками. Владимир Ильич дал тогда указание о непременной поимке Миронова и привлечении его к ответственности. При этом Ленин подчеркивал, что „наряду с полным уничтожением банд Мамонтова поимка Миронова имеет большое, громадное (подчеркнуто В. И. Лениным) значение“».
О Борисе Думенко в той же справке говорилось: «Однако в архивных материалах имеются свидетельства того, что Думенко потворствовал грабежам и казачьим реквизициям, а также много присваивал себе конфискованные ценности. На этой почве у него возникли конфликты с политработниками, которых Думенко ругал при бойцах, настраивая бойцов против политкомов. Так, в донесении ВРИД военкома Сводной кавдивизии С. Питашко от 29.12.1918 г. говорится, что „разъяренные поджигательской речью Думенко бойцы готовы были расправиться с политкомами, но это насилие предупредил пом. комдива т. Буденный“ (ЦГАОР. Ф. 192. Оп. 2. Д. 101. Л. 30).
14 марта 1919 года политический комиссар отдельной кавалерийской дивизии В. Новицкий докладывал Реввоенсовету 10-й армии:
«За несколько дней, когда Думенко вступил в исполнение своих обязанностей начдива, дивизия стала неузнаваемой, начались грабежи по всему пути следования. Причина их – начдив: он дал право чеченцам забирать все ценное, как то: золото, серебро и другие более ценные вещи. Об этом, конечно, весь состав дивизии знает, начиная от начштаба и кончая красноармейцами включительно. И такой поступок разлагающе действует на окружающих. У начдива 5 подвод, в том числе 2 экипажа, груженных разными вещами, конечно, реквизированными… В последнее объяснение, которое было между мной и начдивом, он заявил, что всех политкомов дивизии арестует и расстреляет. На заданный мною вопрос: "желает ли он признавать за политкомами те директивы, которые даны Реввоенсоветом армии? начдив самым категорическим образом заявил, что "не признает"»» (ЦГАСА. Ф. 193. Oп. 1. Д. 34. Л. 21, 22).
В условиях отсутствия регулярного централизованного снабжения и постоянных материальных недостатков, бойцы легко поддавались соблазну пограбить и почитали тех, кто этого не пресекал. Против грабежей и мародерства боролись политработники, ущемляя партизанское своеволие Думенко, поэтому он их и невзлюбил.
Показательно, что когда 24 марта Думенко был назначен помощником начальника штаба 10-й армии по кавалерийской части, он, опасаясь наказания за потворство грабежам и унижение политических комиссаров, около месяца отсиживался в Большой Мартыновке и на станции Куберле. Сообщая, что в Царицыне его могут арестовать, Думенко обращался за защитой к С. М. Буденному, Г. К. Шевкоплясову и Д. П. Жлобе (Протокол собрания командиров и бойцов 4-й кав. дивизии от 18 апреля 1919 г. – из личного архива С. М. Буденного)… Недовольный коммунистами, он ругал и советскую власть, которую, как он выражался, «захватили коммунисты и жиды»…
Военком Ермаков в докладной записке сообщает, что 15–20 сентября 1919 года он и помощник политкома Тубольцев были приглашены в штакор (штаб корпуса. – Б. С.).
«С нашим прибытием т. Думенко попросил всех присутствовавших удалиться, мотивируя, что состоится секретное заседание по всем делам. Оставшись втроем наедине, Думенко сказал, что мы известны ему с 1918 года как старые опытные террористы и наше присутствие при нем он считает необходимым.
«Я много сделал для революции, – продолжал Думенко, – но все-таки не получил еще должного мне доверия от Центра и созданного мною корпуса. Я вижу себя приниженным всякой сволочью, подразумевая представителей поарма 10 и др., и необходимо эту сволочь уничтожить, так как она стоит на моем пути».
Считаю нужным заметить, что Думенко не знал, что я коммунист, а на тов. Тубольцева он не обращал внимания, считая его анархистом. «Ко мне, – говорил Думенко, – прибыли два типа, следят за моими действиями, и были случаи, аннулировали некоторые мои распоряжения».
Думенко приказал терроризировать этих двух представителей, но фамилий их не назвал, поскольку я заявил ему протест».
«От Думенко всегда можно было слышать, что Советская власть скоро погибнет, что Россия продана подлым жидам, которые продали исстрадавшуюся Россию.
В октябре месяце 1919 г. при движении корпуса в районе Серебряково частями корпуса усилились бесчинства, а когда политкомы об этом доносили, Думенко устраивал им разнос и приказывал их убрать» (ЦГАОР. Ф. 1005. Оп. 6. Д. 486-6. Л. 183–184).
Военком 2-го Донполка 3-й бригады Сводного конного корпуса Веремеенко Тимофей Лаврентьевич доносил: «В селе старая Криуша Калачевского уезда, я с комбригом Трехсвятковым зашел в 10.00 в штаб корпуса и остановился у двери. В штабе корпуса сидели Думенко, Абрамов, Блехерт, начальник штаба 2-й горской бригады Дронов и другие. Думенко высмеивал жидов, т. е. евреев, говорил, что жиды-комиссары забрали страну в руки и готовят красных офицеров – жидов. От этой дряни, – говорил он, – ничего доброго не получишь. Я этих офицеров-торговцев знаю, пусть их выстроят хоть 200 человек, всех перебью» (ЦГАОР. Ф. 1005. Оп. 6. Д. 486-6. Л. 187).
Бывший комиссар корпуса Думенко Сергей Петрович Ананьев, раненный в бою выстрелом в спину, писал во время следствия по делу Думенко: «Думенко – мелкобуржуазный выродок с большим самолюбием и мелким тщеславием. Политически не воспитан, правильного понятия о советской власти не имеет и больше склонен к идеологии народничества (эсерства). Политические учреждения и коммунистическую партию не признавал и всячески их поносил. Мелкое тщеславие составило у него представление о самом себе как о необычайно великом герое и полководце, что давало ему возможность выражаться: „Захочу – сниму весь фронт до самой Москвы“. Наши последние успехи в Донской области его окрылили, он стал себя мнить чуть ли не Наполеоном. Говорил, что он не признает коммунистов, поносил их и признает только РВСР (Реввоенсовет республики. – Б. С.)» (Там же. Л. 416).
Действительно, к январю 1920 года поведение Думенко было вызывающим и дерзким. Вот как описывает встречу с Думенко не политработник Конкорпуса, а комиссар 2-й бригады 23-й стрелковой дивизии т. Фролов: «12 декабря 1919 г. в 4 часа дня в штаб бригады ворвался кавказец в бурке лет двадцати и крикнул: „Выметайтесь вон!“ Командир бригады спросил его, кто он такой. Кавказец ответил: „Мы кто такой? Мы думенковцы! Очистите квартиру немедленно или мы вас выбросим“. Я позвал своего ординарца и приказал ему сходить за комендантской командой. Тогда кавказец выхватил кинжал и с криком „мы будем вас резать!“ бросился на меня, угрожая убить.
Когда я узнал, что Думенко стоит у ворот, я попросил его войти. Он вошел, вытаращил глаза и крикнул на командира бригады, не знавшего в лицо Думенко: «Встань, сволочь, с тобой разговаривает командир корпуса!» Последовала площадная брань. Бушуя все больше, Думенко выхватил револьвер и закричал: «Ишь сволочи, коммунисты, бандиты, руби их!»
На командира бригады бросились двое и сорвали с него револьвер. Меня моментально схватили тоже двое за руки, а третий схватил стул и замахнулся им. Я рванулся в сторону, и стул попал только по руке. Я пытался выскочить из комнаты, но меня опять схватили и потребовали оружие. Револьвер лежал на угольнике, и я молча указал на него. Мой и комбрига револьверы схватили и, сквернословя, вся компания удалилась. Думенко, садясь на коня, обращаясь к появившимся Шевкоплясову и Блехерту, говорил: «Всех этих сволочей коммунистов перевешают»» (ЦГАОР. Ф. 1005. Оп. 6. Д. 486-6. Л. 185–186).
Представляя этот рапорт политкома Фролова, вместе с донесением комбрига, начдив 23-й стрелковой дивизии докладывал командарму 9, что от жителей поступают жалобы на безобразное поведение частей Думенко. Политком Фролов указывает, что по пути из Балашова он слышал стон и плач жителей сел, через которые проходили части конкорпуса Думенко. В селе Тростянском они забрали 700 лошадей, много имущества, изнасиловали много женщин и девушек-подростков. Это повторилось и в других селах (ЦГАОР. Ф. 1005. Оп. 6. Д. 486-6).
Заявление в политотдел конкорпуса политкома 2-й Горской бригады Г. С. Пескарева: «За три месяца нахождения во 2-й Горской кавбригаде, живя вместе с полевым штабригом, я имел возможность при частых посещениях комкора Думенко, Абрамовым и Блехертом нашего штабрига вести с ними споры на политические темы и очень скоро хорошо узнал политические физиономии как членов нашего штабрига, так и полевого штакора. Все они, за исключением Абрамова, который слишком осторожен в выражениях, ярые противники коммунистического строя и коммунистической партии и большой руки антисемиты. Думенко и Блехерт однажды заявили, что коммунисты ничего не могут дать рабочим и крестьянам, а что в скором времени народится партия (ясно намекая на себя), которая будет бить и Деникина, и коммунистов.
После того как Думенко получил выговор по приказу Юго-Восточного фронта за невыполнение приказа, он, по словам начснабрига Кравченко, и рвал с себя орден Красного Знамени и, с ругательством бросая его в угол, сказал, что «от жида Троцкого получил, с которым мне все равно придется воевать». Ненависть и клевета на коммунистов и комиссаров – вот отличительная черта этой компании, которая к тому же не прочь и пограбить и понасиловать.
За время стоянки в с. Дегтево были взяты в плен две сестры милосердия противника, которые на следующее утро оказались расстрелянными и которых, по словам бывшего командира взвода ординарцев Жорникова, всю ночь насиловала вся эта компания из корпуса. Кроме этого, Жорников выгнан из корпуса за то, что не мог угодить их развратным требованиям, передает, что кроме сестер в этом селе искали 15-ти летнюю дочь хозяйки, где стояли на квартире, с целью насилия, но, не найдя ее, изнасиловали сестру хозяйки».
Это заявление Г. С. Пескарева было опубликовано в книге И. Смилги «Воспоминания. Очерки» в 1923 году. Там же указывается, что все факты, изложенные в заявлении, проверила и подтвердила следственная комиссия (ЦГАОР. Ф. 1005. Оп. 6. Д. 486-6. Л. 131).
Положение в Сводном конном корпусе резко осложнилось после занятия Новочеркасска и разразившихся грабежей в городе, для ликвидации которых Реввоенсовет 9-й армии вынужден был привлечь стрелковые части. В то время как шли грабежи, руководители штаба корпуса занимались пьянством, в чем на следствии признали себя виновными Шевкоплясов, Блехерт, Колпаков. Вот что показал по этому поводу (состоящий. – Б. С.) для особых поручений командира корпуса Г. К. Шевкоплясов:
«В штабе корпуса во время его стоянки в Новочеркасске происходили выпивки. Вино доставлялось Носовым по распоряжению комкора. Раза четыре или пять на этих гулянках присутствовали проститутки. Их доставлял Кравченко – специалист по этой части. Я несколько раз возражал против пьянок и проституток, но меня не слушали. Кравченко однажды чуть было не пристрелил меня» (Там же. Л. 346–348).
Для наведения порядка в Новочеркасск выехал член РВС 9-й армии, коммунист с 1913 года Н. А. Анисимов (умер в Новочеркасске от тифа). Ознакомившись с положением, он послал в Реввоенсовет армии следующее донесение:
«Думенко определенный Махно. Не сегодня, так завтра он постарается повернуть штыки. Если этого не делается сейчас, то только потому, что не совсем чувствует твердую почву под ногами. Посылает своих красноармейцев громить винные лавки, насилует женщин и всюду откровенно агитирует против Советов. Назначенный мною исполком чуть было не был разогнан. Потом убедился я сам, но кроме того, подтверждает Жлоба и другие, а также и предубеждает. Считаю необходимым немедленно арестовать его при помощи Жлобы. Надо пользоваться стоянкой в городе и присутствием дивизии (стрелковой). Через некоторое время будет поздно, он наверняка выступит. Поговаривают соединение с Буденным. Отвечайте, если согласны немедленно произвести арест» (Там же).
Меры, предлагаемые Н. А. Анисимовым, не были осуществлены. Он заболел тифом…
Из показаний Д. П. Жлобы:
«…C начала присоединения бригады к корпусу… Думенко относился ко мне дружелюбно и после некоторого знакомства задал мне вопрос: почему я не выгоняю своих коммунистов, предложив это сделать. Я ответил, что мне коммунисты много помогают, особенно в борьбе с грабителями. После такого ответа отношение Думенко ко мне изменилось, бригаде всегда давали наихудшие участки и места ночевок… Одним словом, начались гонения на меня с бригадой».
Сам Думенко на следствии показал, что «никогда не препятствовал политработе и не стремился оградить себя от политического контроля. Никто коммунистов и политработников не выгонял из корпуса. Откомандировал только беспартийного начальника штаба, совершенно не способного к работе… На вопрос – почему я был недоволен некоторыми комиссарами – отвечаю: комиссары приезжали и говорили, что они посланы контролировать. Я считал, что контролировать нужно тех начальников, которые мобилизованы, я же пошел воевать за Советскую власть добровольно.
Ни я, никто из моего штаба не называл коммунистов «жидами, засевшими в тылу», не вели антисемитской работы. Орден Красного Знамени я носил до тех пор, пока не испортилась красная лента и не потерлась резьба на винте. Я не срывал с себя ордена и не говорил никогда таких слов, что орден дал мне жид Троцкий и носить я его не желаю. «Жид» было для меня ругательным словом, я и русских называл жидами. Евреев я считаю негодными для кавалерии, они только испортят лошадей.
Никогда я лично не пьянствовал и вообще после ранения в легкие был непьющим. Никаких грабежей и бандитизма не было. Дважды я отдавал приказы о борьбе с насилием и реквизициями, призывая к этой борьбе и политработников.
Мне кажется, что все это поднял политком Пескарев, которого я поймал пьяным с чайником вина (спирта).
Насчет туч в разговоре с Буденным – подразумевал противника».
О каких тучах идет речь, говорят показания Ворошилова и Буденного, данные ими следователю Тегелешкину 29 марта 1920 года. Буденный показал: «Января 10 дня с/г. приезжал ко мне на квартиру Думенко и, сидя в комнате при разговоре, насколько мне помнится, шел вопрос о знамени для четвертой кавдивизии, но откуда взял его, мне не пришлось выяснить. После чего мы перешли к разбору операций, где он сказал, что перед нами налегает туча, которую нужно разбить, но что за туча, я не уяснил себе и сказал, что бояться нечего, в данное время противник парализован и мы объединимся, его разобьем, но здесь мне не пришлось детально узнать о налегающих тучах, как кто-то вошел в нашу комнату и разговор наш был прерван…»
Ворошилов, в свою очередь, утверждал: «Дня через 4 после отъезда Думенко и др. я узнал от т. Сокольникова, что есть приказ об аресте Думенко за невыполнение боевых приказов и подозрительное поведение. Я об этом сообщил т. Буденному и спросил, что ему говорил в свой приезд Думенко и как объяснял причины своего посещения нас. Т. Буденный мне передал, что Думенко все время говорил о нависших над нами тучах, о том, что надо держать тесную связь и прочее в этом роде. Т. Буденный понимал это как опасение белогвардейских наступлений и успокаивал Думенко, говоря, что у нас теперь сила большая, мы стоим близко друг с другом и бояться нечего. И только после того, как узнал, что Думенко арестовывается, он стал толковать слова Думенко „о черных тучах“ как желание подбить его, т. Буденного, на какую-то авантюру».
Дальше всех конармейцев в своих показаниях против Думенко пошел член РВС Первой Конной Ефим Афанасьевич Щаденко: «Когда на Рождество армией Буденного был взят Ростов, а корпусом Думенко Новочеркасск, то Думенко, его начальник штаба Абрамов и Шевкопляс приезжали в Ростов к Буденному, но, встретив здесь меня и Ворошилова и хорошо зная нас еще по 10-й армии, они не могли открыто говорить с Буденным… После обеда, когда я и товарищ Ворошилов отделились от Буденного, то Думенко и Шевкопляс прошли к Буденному и о чем-то с ним говорили. Из всего этого мы с Ворошиловым заключили, что Думенко, Шевкопляс и Абрамов приезжали зондировать почву в армии Буденного. Мы только не могли, конечно, ясно разгадать их намерения. Из разговоров Буденного мы узнали, что Думенко говорил Буденному о старой дружбе и каких-то о черных тучах, которые на них надвигаются. Когда мы Буденного старались навести на мысль, что Думенко затевает авантюру против Советской власти, то Буденный сказал, что, может быть, он не понял Думенко и сказал ему, что теперь никакие черные тучи не страшны. Вскоре наши предположения стали оправдываться. Был убит политком Микеладзе. Политические комиссары подняли тревогу и стали усиленно следить за действиями штаба Думенко… На поставленный мне вопрос, не предлагал ли Думенко Буденному совместно предъявить ультиматум центральной советской власти, я отвечаю, что этого я не слышал ни лично, ни от других. Более ничего по делу Думенко добавить не имею».
Бросается в глаза, что Буденный высказывался о Думенко на допросах гораздо более уклончиво и осторожно, чем Ворошилов и Щаденко. Видно, у него в душе была еще жива память о том, как они плечом к плечу сражались с белыми. Да и серьезным соперником Думенко он, вероятно, в тот момент уже не считал. Только под влиянием членов Реввоенсовета он стал склоняться к мысли, что под «черными тучами» действительно могли иметься в виду комиссары. Щаденко и Ворошилов прямо утверждали, что такую трактовку слов Думенко Буденный стал давать только после ареста последнего. В этом можно было усмотреть намек на политическую неблагонадежность Буденного. Война с белыми заканчивалась, и в Кремле всерьез опасались появления «третьей силы», которая могла бы повести крестьянскую вольницу против «комиссародержавия». В качестве одного из потенциальных ее вождей рассматривался Думенко, как прежде Миронов, чем во многом и объясняются репрессии против них. Сыграли свою роль и систематические антисемитские выпады комкора, которые весьма негативно воспринимались партийным и военным руководством, где евреи играли заметную роль. Вот цитата из приговора: «Думенко вел систематическую юдофобскую и антисоветскую политику, ругая центральную Советскую власть и обзывая в форме оскорбительного ругательства ответственных руководителей Красной Армии жидами».
Справедливости ради отметим, что спасти Думенко от расстрела тоже пытались евреи. Помимо адвоката Шика, это был один из партийных руководителей Донской области А. Я. Розенберг, который разговаривал по прямому проводу с заместителем председателя Ревтрибунала республики А. Анскиным. Розенберг пытался убедить собеседника, что осужденных надо помиловать. Он утверждал: «Свидетелей по делу не было. Пришлось оглашать показания на предварительном следствии. Я лично полагаю, что следовало бы поговорить с Президиумом ВЦИК и в порядке помилования расстрелы заменить 15 или 20 годами принудительных работ ввиду революционных заслуг корпуса и в связи с первомайской амнистией…»
Однако Анскин это предложение отверг. Он заявил: «Тов. Розенберг, для меня странно, что трибунал сам как будто бы возбуждает ходатайство о помиловании. Указанные соображения вы должны были принять во внимание при вынесении приговора. Со стороны же Ревтрибунала Республики не встречается препятствий в приведении приговора в исполнение… Приводите приговор в исполнение немедленно…»
Розенберг явно пытался применить к делу Думенко ту же схему, которая ранее была применена к делу Миронова, когда суровый приговор был смягчен ВЦИКом, а затем Миронов и его товарищи и вовсе были освобождены от отбытия наказания. Но на этот раз Москва категорически возражала против помилования Думенко. Время было уже другое. Когда судили Миронова, Деникин шел на Москву, советская власть сильно шаталась, и Миронов был нужен ей как авторитетный среди казачества противник белых. Думенко же судили совсем в других условиях. Армия Деникина была разбита, ее остатки эвакуировались в Крым, Гражданская война фактически завершилась. Теперь режим всерьез опасался стихийного движения крестьянства, недовольного продразверсткой и красным террором. А Думенко как раз и мог стать вождем крупного крестьянского бунта, поэтому теперь его предпочли расстрелять, руководствуясь «революционной целесообразностью» и древней истиной: «Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти», хотя никаких доказательств виновности комкора в наличии не было. Убийцы Микеладзе так и не были найдены. Мы, вероятно, никогда не узнаем ни их имен, ни того, были ли они каким-то образом связаны с Думенко. Также вряд ли когда будет с достоверностью установлено, что именно имел в виду под «черными тучами» Думенко в роковом разговоре с Буденным – белогвардейцев или комиссаров с евреями.
Писатель Юрий Трифонов так характеризовал Думенко в «Отблеске костра»: «Нет, он не был идеальным героем гражданской войны, он был просто героем гражданской войны». Те же слова можно применить и к Буденному. Причина, почему Буденный уцелел, а его соперники Миронов и Думенко погибли, состояла в том, что Буденный был в состоянии держать в узде крестьянско-казачью массу, если не искореняя, то хотя бы ограничивая страсть к грабежам и антисемитизм. К тому же Семен Михайлович готов был терпеть у себя в корпусе, а потом в Конармии комиссаров, чего Думенко и Миронов делать не желали.
И еще дело, наверное, было в личности Семена Михайловича. Миронов 31 июля 1919 года писал Ленину: «В практике настоящей борьбы мы имеем возможность видеть и наблюдать подтверждение дикой теории: „Для марксизма настоящее – только средство, и только будущее – цель“. И если это так, то я отказываюсь принимать участие в таком строительстве, когда весь народ и все им нажитое рассматривается как средство для целей отдаленного будущего, абстрактного. А разве современное человечество – не цель, не человечество, разве оно не хочет жить, разве оно лишено органов чувств, что ценой его страданий мы хотим построить счастье какому-то отдаленному человечеству. Нет, пора опыты прекратить!»