Анна мария бродская. Младшая дочь иосифа бродского впервые посетила россию и встретилась с братом. Настя, когда вы узнали, кто ваш отец
ДОЧЬ ИОСИФА БРОДСКОГО ВПЕРВЫЕ ПРИЕХАЛА В РОССИЮ.
COLTA.RU ПОГОВОРИЛА С НЕЙ В ПЕТЕРБУРГЕтекст: Сергей Полотовский
Алексей Тихонов / Colta.ru
Анна Александра Бродская-Соццани, 22 года, красавица — как Кира Найтли, которой не нужно ничего дорисовывать, — живет на пособие в сельской Англии, собирается учиться на иллюстратора в Италии, но вряд ли устроится по специальности, поскольку принципиально не желает торговать искусством.
— Как вы представляетесь при знакомстве?
— Привет, меня зовут Анна.
— Вот вы завели разговор в пабе. Вас спрашивают, чем вы занимаетесь, — вы что отвечаете? Какое вы даете себе определение? Не первым делом, понятно. Но все-таки. Я, мол, оттуда-то, делаю то-то.
— Это длинная история. Я родилась в Нью-Йорке, жила там десять лет. Потом семь лет в Италии, потом переехала в Англию и там уже пять лет. Сейчас я живу в деревне, довольно обособленно, со своим партнером и двухлетней дочкой.
— Отсюда у вас такой приятный британский акцент. И вообще голос красивый. Вы не думали об актерской карьере?
— В детстве, маленькой девочкой, думала, может быть. Но теперь такая идея мне совсем не нравится.
— Расскажите про ваше образование — вы же точно где-то учились.
— Да. Сначала в Америке, в Бруклине, посещала очень хорошую художественную школу, потом, уже в Италии, — британскую школу, а когда мне исполнилось 17, мама отправила меня в английский пансион в Кембридже. Там у меня не очень складывалось. Корпуса расположены таким образом, что невозможно не опаздывать на занятия хотя бы на пять минут. Потому что всё в разных частях города. А если ты последовательно опаздываешь, тебя запирают в комнате с 7 вечера до 8 утра. Так что я выпрыгивала из окна и убегала. Меня оттуда исключили где-то через год. Потом я начала учиться в Лондоне, но к тому времени я уже достаточно разочаровалась в университетской среде и вскоре бросила учебу.
— Какой у вас был профилирующий предмет?
— Я же не университет бросила, а среднюю школу. Мы занимались фотографией, театром, английской литературой. Еще итальянский учила.
— Вы же знаете, что Иосиф Бродский тоже бросил школу в старших классах.
— Да. Общедоступное образование слишком регламентировано. Стиль преподавания и формат уроков подходят только немногим избранным. Но по большей части это не столько образование, сколько программирование на то, чтобы вырасти и встроиться в общество, получить работу. Это неестественная среда для развивающегося человека.
Алексей Тихонов / Colta.ru
— Вы росли на Мортон-стрит?
— Нет, я там родилась, но вскоре мы переехали в Бруклин-хайтс.
— Вы с раннего детства знали, кто вы? Генетически. То есть вы не помните себя без этого знания?
— О папе? Да, я это знала всегда. Дома висели его фотографии. У меня сохранилось несколько воспоминаний о нем. Плюс его друзья. И разные другие вещи. Помню, как прочла его стихотворение «Törnfallet» , посвященное маме, именно в Швеции, ровно там. Когда я это поняла, я схватила книжку и побежала по «шведскому лугу», выкрикивая эти строчки.
— В Англии, когда вы с кем-нибудь общаетесь в быту, люди часто понимают, кто вы? Чья вы дочь.
— Нет. В Англии он не так-то знаменит. Уж точно не так, как в России.
— А в Америке?
— Я жила там 11 лет назад. Маленькой девочкой. Я общалась только с детьми.
— Вы наверняка свободно говорите по-итальянски.
— Да, неплохо. Я уже пять лет там не живу, так что надо будет подтянуть.
— Французский?
— В школе учила.
— То есть...
— Практически нет. Я могу сказать «жё вудре ле пуасон» и «у э ле фромаж?»
— Как вышло, что вы не говорите по-русски?
— К сожалению, не было возможности. В 9 лет я учила русский с преподавателем, но она умерла от мозговой опухоли. В 10 лет я переехала в Италию, где, понятное дело, надо было говорить по-итальянски. На это ушло несколько лет. А потом в 17 лет попала в английский пансион, и там изучение русского не могло стать первостепенной задачей. Потом родилась дочка, и опять стало не до того. Теперь она ходит в садик, и я хочу взяться за русский. Сестра и babushka обещали давать мне уроки.
Алексей Тихонов / Colta.ru
— Вы общаетесь с русскими родственниками?
— Вы имеете в виду с babushka по маме?
— И с ней, и с другими.
— С Андреем (Андрей Басманов, сын Иосифа Бродского. — Ред. )? Мы встречались на днях. Мы сходили в ресторан с переводчиком. Приятно провели время.
— Вчера (в музее Ахматовой) вы выступили с пламенной речью против авторского права и сорвали аплодисменты. Странность заключается в том, что в зале сидели люди, которым не раз приходилось обращаться в фонд Бродского за разрешением на публикации.
— Я выступала не от фонда, а от себя. Я не могу и не хочу говорить от имени фонда, это мои собственные убеждения. Я считаю, что авторское право — устаревшее понятие.
— Вы полагаете, что следует отменить любой копирайт?
— На мой взгляд, в сегодняшнем мире, где все стремительно оцифровывается, неизбежным образом все это отойдет в прошлое.
— В информационную эпоху информация — капитал.
— Если вспомнить крупных художников ХХ века, то за несколькими исключениями они все отлично себя продавали.
— Такое поведение диктует наша среда. Но представьте себе общество, в котором деньги не играют роли.
— Коммунизм.
— Нет. Такие проекты, как коммунистический, пытались добиться равенства, но оставались в монетаристской парадигме. Отсюда удручающий результат. Представьте экономическую модель, в которой уже нет потребности продавать свой труд. Люди бы тогда просто творили. Эйнштейну, например, не платили. Или Тесле. Но они занимались своим делом, потому что у них была внутренняя потребность. Поэтому несправедливо, что художник, который делится своим искусством, должен в то же время понимать, что, ничего не продав, он будет жить хуже.
Алексей Тихонов / Colta.ru
— Книги, по-вашему, не надо продавать? Просто раздавать?
— Было бы здорово. Бакминстер Фуллер сказал, что вместо того, чтобы бороться с существующей реальностью, надо стараться создавать новую. Новую систему, новую модель. Поэтому чем заниматься мелкими деталями, нужно смотреть в корень: причина всех зол — монетаризм.
— Нет. Он вроде не дошел до выставления своей кандидатуры, но я вообще не голосую. Даже если бы выборы не были подстроены — а они подстроены, — большинство политиков защищают интересы больших корпораций и говорят о том, что нужно им. Поэтому они не поднимают серьезные вопросы — например, биологическое разнообразие или неравенство. Они рассуждают только о поверхностных вещах.
— Эл Гор вроде много говорит про экологию.
— Видите, если вы пытаетесь что-то поменять в монетаристской парадигме, ничего не получится. Потому что людей интересует финансовый результат и им невыгодны перемены, которые должны произойти. Например, «Гринпис» — некоммерческая организация, живущая с пожертвований. Не знаю точных данных, но подозреваю, что больше всего им жертвует мясная промышленность, несущая ответственность за вырубку амазонских джунглей. Чтобы там паслись коровы или выращивалось зерно на корм скоту. Но поскольку это один из крупнейших источников финансирования, «Гринпис» не может говорить о такой огромной силе, дестабилизирующей экологию, а вместо этого поднимает другие, более мелкие вопросы. Потому что экологов тоже интересует финансовый результат. Они не виноваты. Так всегда будет происходить в монетаристской парадигме, которой имманентен эгоизм.
— Это часть человеческой природы.
— Человеческая природа сидит в ДНК, но наше поведение обусловлено средой.
Человеку в принципе свойственно сотрудничать. К обратному нас вынуждает система, основанная на конкуренции. Возьмем, к примеру, лентяя, который не хочет палец о палец ударить. Он тоже имеет право на жизнь, на то, чтобы быть собой. А система заставляет его горбатиться на невдохновляющей работе. День-деньской. И это развращает.
Алексей Тихонов / Colta.ru
— Вы так против конкуренции, но на ней строится искусство.
— Я считаю, что конкуренции тоже есть место. В детских играх, в спорте. В дружеских состязаниях. Но в принципе конкуренция подрывает основы человеческого достоинства. Гораздо лучше сотрудничать. И на этом строить свое общение с людьми. А конкуренцию оставим спорту. Всегда должен быть выбор. Нельзя заставлять человека конкурировать. Некоторым редким людям это идет на пользу. Но невозможно выстраивать общественную модель, выгодную единицам. Это нечестно. И так мы не сможем все реализовать свой потенциал.
— В Петербурге вас принимают как принцессу. Как рок-звезду. Вспышки фотоаппаратов.
— Здесь все бесконечно добры ко мне. Сплошное гостеприимство. Все спешат рассказать, как дорог им был мой отец, его книги. Но кроме вчерашних чтений в музее Ахматовой меня не преследовали фотографы.
— У меня Твиттер.
— Фейсбук?
— Нет. Я стерла свой аккаунт и не собираюсь его возобновлять.
— Но Фейсбук же как раз про свободный обмен информацией.
— Нет. Это все реклама и алгоритмы. Если вам что-то понравилось, вам показывают похожее. И в итоге вы оказываетесь в своего рода коконе. И видите только то, что вам приятно. Это уже не сотрудничество, а сегрегация. Вы отсекаете каких-то людей. К тому же, как вы знаете, вся информация с Фейсбука попадает прямиком в базы данных Агентства по национальной безопасности США.
— А разве в жизни не так же? Вы же выбираете друзей, выбираете, с кем общаться.
— Это так, но Фейсбук имитирует худшее, самое поверхностное, что есть в жизни.
— Ваш отец в одном эссе призывал всех офисных сотрудников требовать от начальства, чтобы на ночь в здания пускали бездомных. Читали?
— Нет. Я мало читала своего отца. Несколько стихотворений, эссе из «Less Than One» , нет, из книги «On Grief and Reason» . Мне хочется растянуть это на всю жизнь, чтобы наши отношения продолжались как можно дольше. Чтобы всегда можно было прочесть что-то новое.
По просьбе COLTA.RU Анна Бродская прочитала для нас два стихотворения. Одно — «Bosnia Tune» Бродского. Второе — текст лондонского MC Roots Manuva .
Впервые в Россию, в Санкт-Петербург, на празднование 75-летия своего отца приехала Анна Александра Мария Бродская-Соццани. Единственная из детей поэта, кто официально носит его фамилию — Бродская и абсолютно не знает русского языка: домашние звали ее по-русски и запросто Нюшей, но русскому языку никогда не учили. Сейчас она, почти без акцента, может произнести разве только «спасибо», «пожалуйста», «бабушка». Ей еще не исполнилось 22 лет, у нее своя семья, она живет собственной, отдельной жизнью и откровенно не хочет, чтобы ее вписывали в уже бронзовеющий образ отца.
— Анна, вы впервые в Петербурге, впервые в России, здесь о вас совсем ничего не знают. Вы учитесь, работаете?
— Я — мама, у меня маленькая дочь, ей два с половиной года, ее зовут Шей.
— Кто вы по специальности?
— Я не училась в университете: у меня исчезли всякие иллюзии по поводу университетского образования еще лет в 18, и поэтому я покинула академическую стезю, уехала в деревню, создала семью.
По разным причинам мы с моим партнером и дочерью переезжаем в скором времени в Италию, и со следующего учебного года я начну учиться рисованию в художественной школе в Ломбардии.
— Вы очень пластично и легко двигаетесь — занимались танцами, музыкой?
— Очень люблю танцевать джаз, дома пою песенки, но специально ни танцам, ни музыке не обучалась, и никакого особенного таланта у меня нет. Я аккомпанирую себе, когда складываю постиранную одежду или мою посуду на кухне.
— Выступая в Музее Ахматовой на чествовании стипендиатов Фонда наследия Бродского, вы явно вызвали у многих в зале непонимание и даже легкое возмущение своими словами об отказе от авторского права, об абсолютной свободе слова. Рядом со мной немолодые уже люди говорили — что она такое говорит, она же дочь Бродского!.. Видимо, от вас ждали пафосных речей о своем отце, а вы выдали манифест «пиратов».
— Как говорил Аарон Шварц в своем манифесте, который я прочитала, делиться — это моральный императив и моральная необходимость, и это не то же самое, что пиратски захватить чужой корабль и убить его экипаж. Я с этим совершенно согласна: «Движение свободного доступа» отважно сражалось за право ученых не отдавать свою интеллектуальную собственность корпорациям, а свободно публиковать свои работы в интернете. Так к ним сможет получить доступ любой желающий.
— У нас сказали бы, что вы человек левацких взглядов, убеждений…
— Нет, я просто отвергаю любые формы конвенциональной политики, выступаю за устойчивое развитие в области ресурсов, за добро и общую собственность. Думаю, что многие люди хотят революции, переворотов, но я уверена, что на самом деле и миру, и обществу требуется некое успокоение, конструктивное изменение. Хорошим примером групп, которые предлагают подобные изменения, а не стремление к деньгам, является, например, движение The Zeitgeist Movement (неполитическое движение «Дух времени». — Н. Ш .). Россия уже отлично почувствовала материальную, выраженную в деньгах, ценность искусства, современная жизнь в России очень изменилась по сравнению с тем временем, когда здесь жил мой отец: монетарная сторона творчества здесь теперь хорошо известна. Но я хотела бы процитировать Мартина Лютера Кинга: «Чтобы ты ни делал, ты должен двигаться вперед». Россия тоже должна двигаться вперед.
— Ваша семья живет на доходы от реализации авторских прав на творческое наследие вашего отца, а вы призываете сделать все доступным для всех без денег…
— Все равно я считаю, что необходимо отказываться от авторских прав, права на идеи, исследования, работы должны принадлежать всем. И снова напомню слова Аарона Шварца: «Только ослепленные жадностью не согласны с этим. Большие корпорации, несомненно, ослеплены жадностью. Нам нужно брать информацию, где бы она ни хранилась, делать свои копии и делиться ими с миром».
— Вы хорошо знаете творчество отца? Многое, наверное, читали?
— Нет, не много и не подробно, большую часть даже не читала. Мне разные люди рассказывали о его творчестве, те, кто хорошо знает его работы. Но я от многих слышала: когда близкий человек умирает, непросто смириться с мыслью, что ты уже не сможешь получить от него ничего нового — да, этот человек тебе близок, но ничего нового он тебе уже не даст.
И поэтому я решила растянуть во времени знакомство с работами моего отца — буду знакомиться с ними на всем протяжении своей жизни, чтобы таким образом хотя бы имитировать мои с ним отношения.
— Иосиф Бродский умер, когда вам было два с половиной года, понятно, что большая часть ваших воспоминаний — это рассказы матери. А что-то личное в памяти осталось?
— Да, есть один, очень личный момент, я действительно помню это сама.
— Можете сказать?
— (Короткая пауза. ) Нет, не скажу.
— Что из того, что вы читали, вам особенно понравилось?
— Понравился «Боснийский напев» и, конечно, стихотворение «Моей дочери». Недавно начала читать большую книгу эссе «О скорби и разуме», там есть место, где он говорит об определении любви, — мой партнер, с которым я живу, впервые прочитал мне этот текст, это было очень приятно. И все, пожалуй. Спросите меня об этом через десять лет, и я скажу, что прочитала намного больше. Уверена, что мое представление об отце, о его творчестве будет меняться всю жизнь. Мое личное движение — внутреннее, мои поступки будут меняться в том числе и под воздействием его работ. И это хорошо.
— Познакомились со своими сводными братом и сестрой?
— Да, я увидела их впервые, это была замечательная встреча, я надеюсь, что мы будем дальше общаться, будем переписываться.
— В квартиру своего отца вы уже заходили, видели будущий музей. Какие впечатления?
— Мне очень понравилось, есть ощущение времени. Когда я прикоснулась к единственному подлинному, сохранившемуся столу — это был особый для меня момент. Но эта атмосфера происходит в основном от людей, которые вложили так много сил, чтобы превратить эту квартиру в то, чем она сейчас стала. Никаких особых духовных связей не почувствовала, но я тронута той огромной работой, которую проделали сотрудники музея. Поскольку я плохо помню своего отца, считаю, что мне очень повезло — здесь так много людей, которые его хорошо помнят и могут о нем рассказать.
— Понимаю, что у вас было мало времени, но вы хотя бы попытались съездить на могилу бабушки и дедушки?
— Нет, к сожалению, но я планирую приехать еще раз. Сейчас у меня был официальный визит, Фонд наследия Бродского смог оплатить поездку. Посмотрим, как будет в следующий раз.
— В эссе «Полторы комнаты» есть такие слова Бродского, когда он смотрит в зеркало и понимает, что он — это все, что осталось от его матери. Вы испытываете подобные чувства?
— Абсолютно нет! Потому что то, что он написал, создал, его произведения начали жить своей жизнью. Его работы, и все те, кто читал и продолжает читать его произведения, люди, которых он знал, читавшие его, — все это его наследство. Все эти люди несут в себе немного, чуть-чуть от жизни моего отца. Я — не более чем другие люди. Биологически, конечно, я несу его гены, но биологическое — не самое главное.
Валентина Полухина - выдающийся исследователь творчества и биографии Иосифа Бродского - для меня авторитет непререкаемый. И если она звонит и говорит: "Приезжайте, я познакомлю вас с замечательным человеком", надо ехать, не раздумывая. Так было и на этот раз. На лавочке, среди опавшей листвы во дворе Фонтанного дома в Санкт-Петербурге рядом с Полухиной сидела молодая очаровательная женщина. "Знакомьтесь, - сказала Валентина Платоновна, - это Настя Кузнецова".
Мы познакомились, и как только я что-то спросил и Настя стала отвечать, нечто произошло со мной: потрясение от мгновенно узнаваемой манеры речи, мимики, жестикуляции, взгляда, лексических оборотов... Всё выдавало в ней Бродского: внешность, речь, биоритмика, энергетический заряд. Полухина сочувственно глядела на меня, вполне понимая, что со мной происходит. Я же не уставал поражаться. Хотя все происходящее, строго говоря, было весьма обыденным и вполне объяснимым. Я говорил с дочерью Иосифа Бродского.
Настя настороженно относится к журналистам и старается не давать интервью. Я в этом смысле исключением из ее правил не являлся. И если бы не авторитет Валентины Полухиной, буквально уговорившей Настю ответить на несколько вопросов для "Росийской газеты", вы не прочитали бы о ней ни строчки.
- Настя, давайте начнем с вашей мамы. Расскажите о ней.
Ну что же я могу о ней такого особенного рассказать? Моя мама, Марианна Кузнецова была балериной в кордебалете Кировского театра. Закончила Вагановское училище. Там училась вместе с Наташей Макаровой, Нуриев, по-моему учился курсом старше. Это был звездный класс. Тем не менее мама осталась в кордебалете, о чем, кстати, никогда не жалела. Она не была публичным человеком. Скорее даже закрытым. Но с гастролями театра она объездила весь мир. И благодаря ей для меня в отличие от большинства советских детей мир никогда не был чем-то за семью печатями. Мама - в Японии, мама - в Америке, мама - во Франции. Потом она приезжала и привозила кучу всего интересного. Так что детство мое было вполне счастливым, нескучным и без особых потрясений.
- А где вы тогда жили?
Лет до пяти мы жили вместе с бабушкой и маминой сестрой. Когда мне исполнилось пять лет, мама вышла замуж, и мы жили сначала на улице Римского-Корсакова, в доме с атлантами, рядом с театром. А потом, когда я пошла во второй класс и у меня родился брат, мы переехали на улицу Зодчего Росси. Там семейство наше прожило до 96-го года, если мне память не изменяет. Потом дом расселили, и нас раскидало по городу. Теперь я живу в Ручьях. Это почти деревня, но до центра всего час езды.
- А та квартира, куда вас привезли из роддома?
Первые два месяца после моего рождения мы с мамой жили у дедушки, на улице Седова.
- Настя, когда вы узнали, кто ваш отец?
Мне было тогда 23 года. Как-то вечером мы сидели с мамой на кухне, и я уже не помню, с чего возник этот разговор. Но в какой-то момент мама вдруг сообщила, что мой отец - Иосиф Бродский. Не могу сказать, что меня это поразило или потрясло. Не скрою: в общем было приятно. Но кое-что я и раньше подозревала.
- Что значит "подозревала"?
Ну, во-первых, я знала, что мама с Иосифом дружили.
- А откуда вы это знали?
Да от мамы же и знала. У них была компания: Гарик Восков, Иосиф, Миша Барышников... Как сейчас говорят, молодежная тусовка. Я знала, что они дружили достаточно близко. Ну и опять-таки, когда смотрела в зеркало, какие-то мысли на эту тему возникали.
- У вас с мамой были нормальные отношения?
Да, мы всегда были близки с мамой. Без особого пафоса, но близки.
- Можно ли сказать, что ваша жизнь поделилась на "до" и "после"?
Нет, нет. Другое дело, что, когда это стало известно не только маме, Иосифу и мне прибавилось проблем.
- Например?
Например, с журналистами начались всякие истории. Кто-то выступил на тему "детей лейтенанта Шмидта", но тема не стала популярной, поскольку никаких выгод лично для меня эта история не дала. Кроме общего культурного пространства, нас с Иосифом Александровичем ничего не связывало, мы даже не успели пообщаться. Я знаю, что "он был в курсе", так или иначе через общих друзей помогал маме. Была даже идея отправить меня учиться в американский Анн-Арбор, где он тогда преподавал. Но родители поступили хитро. Они заявили мне: есть вариант на год отправиться учиться в Америку, но для этого надо отлично закончить первый курс в институте. "Еще чего, - подумала я, - у меня, кроме учебы, что, дел никаких нет?!" Естественно, наотрез отказалась. Тем более про Иосифа я тогда не знала.
- А если бы знали?
Ну, может быть, я тогда иначе бы восприняла эту идею.
- А где вы тогда учились?
В педагогическом институте, на русской филологии. По образованию я - учитель русского языка и литературы.
- И что, вы действительно стали учителем?
Ну, в каком-то смысле. Еще учась в институте, я подрабатывала частными уроками. Обучала английскому языку. Но уже лет в восемь поняла, что хочу переводить книжки. Это вот и стало моей профессией. К счастью, у меня сложились отношения с одним из питерских филиалов издательства "Эксмо". И теперь я занимаюсь тем, что люблю, что умею, да еще и деньги за это получаю.
- Как вы думаете, Настя, почему ваша мама все-таки сказала вам о вашем отце?
Наверное, не хотела, чтобы надо мной висела, какая-то неопределенность или недосказанность. Теперь, будучи мамой, я понимаю, что моя мама сказала мне все это очень вовремя: я уже не была подростком, когда такие новости сшибают с ног, я была достаточно взрослой девушкой, чтобы принять все спокойно и продолжать жить как жила.
- Настя, если не секрет, как сложилась ваша личная жизнь?
Не секрет. Первый брак был в юности. Мы с моим первым мужем до сих пор лучшие друзья. Второй брак - в 97-м году. Муж - университетский биолог. Через пять лет родился сын Сашка.
- Стишки сочиняет?
В три года сочинял. Но сейчас занят более серьезным делом: они с приятелем пишут роман в жанре фэнтэзи.
- По-английски не говорит?
Не говорит. Пока.
- Расскажите о ваших отношениях с Бродским?
Мы не были знакомы. Если вы имеете в виду "культурный аспект", то его стихи я и услышала, и прочитала достаточно рано. Они стали естественной частью моего мира.
- Вы знали стихи Бродского до того вечера?
Ну, конечно! И стихи знала, и голос его слышала, в записи. И поскольку до Иосифа я не слышала ни одного поэта, читающего свои стихи, то именно его манера чтения стала для меня естественной, наиболее органичной. То есть я думала, что так и надо, так и должно быть. Позднее, когда стала читать и слушать других поэтов, поняла, что планка очень высока, большинство до нее даже не дотягивали.
- Были у вас какие-то любимые стихи Бродского?
И были, и есть. Посвящение Леше Лосеву: "Я любил немногих. Однако сильно".
- Есть ли в вашей библиотеке его книги, с авторскими автографами?
- А когда вы прочитали его эссеистику?
Значительно позднее, где-то в начале девяностых.
Поразил строй речи. Опять же, абсолютно естественный и понятный.
- В чем вы похожи с отцом, как вам кажется?
Лучше бы у меня был мамин характер, жилось бы легче.
- А какие-то отношения с сыном Бродского Андреем Басмановым у вас есть?
Ну, конечно. Нас познакомил один из моих поклонников. Еще задолго до "того вечера". Пригласил его к нам домой на улицу Росси. Меня очень озадачила мамина реакция. Андрюша ручки целовал и каблуками щелкал, как это было принято среди питерских хиппи, а мама ехидно посмеивалась. Я никак не могла взять в толк, что происходит.
- А как Андрей узнал, что вы - брат и сестра?
С его первого визита прошло года четыре. Другой знакомый пригласил меня на улицу Марата, к Андрею, на его день рождения. И вот в какой-то момент я вызываю его на кухню и говорю: Андрюша, у меня для тебя есть подарок. И, собственно, излагаю ему всю эту историю. Андрей был в некотором шоке, но потом как-то сжился с этой мыслью.
- А Саша знает, чей он внук?
Да, знает. И гордится, но без фанатизма.
- Как вы узнали, что отец умер?
Это я помню очень хорошо. Мы сидели в какой-то компании вечером. Пришел мой тогдашний молодой человек, сказал: "Сядь на стул". Я села. Только тогда он сообщил: "Бродский умер". Я замолчала. Сидела и молчала. Долго не могла сказать ни слова.
Все эти полтора года, которые я знала, кто мой отец, я собиралась ему написать. Не очень понятно, что именно, но написать хотелось. И тут вдруг я отчетливо поняла: все, поезд ушел. Жаль...
Hampstead Hill Gardens, 20 – новая точка на карте русскоязычного Лондона. Здесь во вторник открылась мемориальная табличка, посвященная Иосифу Бродскому. Она появилась в год 75-летия со дня рождения поэта – на здании, в котором Бродский часто гостил, когда оставался в Лондоне.
Открыла табличку Анна Бродская-Соццани – 22-летняя дочь Иосифа Бродского. Анна, родившаяся в США, жившая в Италии и Англии, не говорит по-русски, свою приветственную речь для собравшихся она зачитывала на английском языке:
«Дом очень важен, и те, кто живут в хороших условиях, зачастую воспринимают это как данное. Но у многих людей нет постоянного дома, они скитаются по миру и находят убежище. Мне кажется, очень важно чтить память художников, писателей и музыкантов, которые напоминают нам о том, что по-настоящему важно в жизни…»
Открытие продолжилось чтением стихов Иосифа Бродского на русском и английском языках. После этого Russian Gap поговорил с Анной об отце, воспоминаниях и собственных взглядах на жизнь.
Анна, как вы относитесь к тому вниманию, которое вам уделяют из-за того, что вы дочь Иосифа Бродского?
Я понимаю, что для многих волнующе встретиться с ребенком знаменитого писателя, человека, который воодушевляет тебя. И для меня это важно, так как мне не представилась возможность узнать отца по-настоящему (Бродский умер, когда Анне было 2,5 года – прим. RG). Мне всегда важно слышать истории, которые люди рассказывают про него, воспоминания, которыми они делятся. Многие люди, потерявшие своих родителей в раннем возрасте, не имеют возможности узнать столького о своих родителях от других людей.
А что вы будете рассказывать про дедушку своей дочери?
Когда моя дочка вырастет, у нее будет возможность прочитать его книги. Когда я была маленькая - того же возраста, что и моя дочка Шейн сейчас, где-то 3 года, мы были у бабушки и дедушки в Тоскане, отец посадил меня на колени, стал рисовать и рассказывать детскую историю про кошку, которая много ест. Моя мама сохранила эти наброски. Недавно она скрепила их вместе, и получилась маленькая книжка. Она отдала ее мне, я прочитала ее моей дочке и рассказала про дедушку – не того, которого она знает сегодня, а другого дедушку. Она обожает эту книжку, постоянно просит прочитать ее снова и снова.
Я слышала, вы снова уезжаете в Италию?
Да, я уезжаю в Италию завтра на три года, чтобы изучать иллюстрацию, в школе, где учат рисовать комиксы. Очень взволнована!
А интересна ли вам как страна Россия? Вы следите за тем, что в ней происходит?
Я немного знакома с политической ситуацией в России, с проблемами коррупции, знаю, что Россия – огромная страна, поэтому, мягко говоря, очень плохо организована. Знаю про конфликт между Россией и Америкой и тем, как СМИ освещают эту ситуацию. А что? Вы хотите узнать что-то конкретное?
Не хочу ставить вас в неудобное положение и просить говорить о том, о чем говорить не хочется. Но интересны ваши комментарии по поводу происходящего - по поводу политического напряжения между странами, в частности.
Все нормально, я могу обо всем говорить. Тут хочется процитировать моего отца, сказав, что жизнь - это не выбор между хорошим и плохим, а выбор между плохим и еще хуже. Я считаю, что это хорошее описание тому, что происходит в политическом мире между Россией, Англией и Америкой.
Если бы у вас была возможность жить в любой стране мира, какую бы страну вы выбрали?
Сейчас во всем мире столько проблем! Все страны в сложных ситуациях. Например, проблемы с радиацией на Фукусиме - о ней никто не говорит, но она распространяется повсюду в мире. Существуют другие значительные проблемы - такие, как быстрый упадок состояния окружающей среды или вымирание многих видов живой природы. Многие политики говорят о завоеваниях, или о том, как они хотят защитить весь мир. Особенно часто говорят об этом в Америке - с их покровительственным отношением к остальному миру, что, на самом деле, является проявлением ужасного эгоизма. Но они никогда не говорят о том, что по-настоящему важно - как, например, сохранение природной среды, предоставление равных прав и возможностей для всех, переход с денежно-ориентированной экономики к экономике, которая основана на ресурсах, и где основной принцип - сотрудничество, когда мы делимся друг с другом, вместо того, чтобы обманывать друг друга ради быстрой выгоды. Ни один политик или политический строй не будут иметь никакого авторитета для меня, пока они не начнут говорить о том, что по-настоящему значимо, представлять проекты, способные изменить что-то. Сейчас они просто сотрясают воздух пустыми разговорами.
Неужели в мире не существует места, где все было бы хорошо?
Сейчас существует много проектов и инициатив, стремящихся изменить мир к лучшему. Как, например, The Venus Project Жака Фреско. Человек, который основал эту организацию, создаёт уникальные проекты, сочетающие природу и технологию, если вы посмотрите на его дизайны, они абсолютно потрясающие. Существуют такие благополучные страны, как Дания. Или Коста-Рика, в которой есть такая организация, как Университет Мира; насколько я знаю, у них даже не было армии до последнего времени. Хотя к сожалению, несмотря на все эти инициативы, в мире, ориентированном на деньги, все они в конечном итоге станут тем, против чего изначально боролись. Например, NHS задумывалось как общественное здравоохранение, а сейчас превращается в частное. Изначально эта организация была попыткой привести к равенству, однако без переосмысления основных ценностей западного мира все такие попытки приведут к краху.
Вы бы сами не хотели заниматься политикой, чтобы все это изменить?
Нет. Нет, я так не думаю. Как сказал Бакминстер Фуллер, чтобы изменить существующую реальность, надо создать новую, которая сделает существующую реальность устаревшей. Бесполезно сражаться с существующей реальностью, необходимо создавать что-то новое. Я считаю, что политика в ее современной форме в настоящее время устарела. Политика, по идее, нужна лишь для того, чтобы помогать людям взаимодействовать и самоорганизовываться. Это здорово, я бы с удовольствием поучаствовала в такой самоорганизации, общении между людьми, обсуждении инициатив! Но этого никогда не произойдет при существующей системе, потому что правительство коррумпировано и всегда таким было.
А может ли искусство изменить мир к лучшему?
Да, почему нет? Уверена, что может. Художник может быть очень убедительным в своем выражении. Но настоящие перемены не придут только благодаря искусству. Картина может вызвать сочувствие – что совершенно необходимо, если вы хотите помочь кому-то. Но вам также нужны научные разработки, предоставляющие искусству каналы для коммуникации, дающие инструменты влиять на мир. Искусство и наука должны взаимодействовать и объединяться, чтобы действовать вместе, - только тогда могут быть настоящие перемены.
***
Памятная табличка Иосифу Бродскому установлена по инициативе “Фонда русских поэтов”, созданного профессором Валентиной Полухиной, главным британским исследователем жизни и творчества Бродского. Как сказала на открытии Полухина, она подготовила 10-страничный документ, который содержит список всех лондонских мест, связанных с жизнью поэта. Однако именно Хэмпстед стал самым важным местом. Скромная табличка, которая появилась на этой неделе, в следующем году будет заменена настоящей мемориальной доской синего цвета – так называемой blue plaque.
Валентина Полухина
Друзья Иосифа Бродского читают его стихи
Мемориальная табличка была открыта при поддержке Посольства РФ
Текст: Катерина Никитина, Татьяна Кропачева
Фото: Катерина Никитина
Сегодня по всему миру отмечается 75-летие великого поэта XX века Иосифа Бродского. В Петербурге, где лауреат Нобелевской премии прожил почти полжизни, сегодня на один день открыли музей-квартиру в доме Мурузи на Литейном проспекте, 24. На открытии присутствовала младшая дочь Бродского Анна Александра Мария.
Девушке 22 года, она никогда не была в России и совсем не говорит по-русски. Первыми впечатлениями от города и места, где жил ее отец, Анна Александра Мария поделилась с руководителями Фонда создания музея Бродского и журналистами во дворе дома на Литейном проспекте. Телеканал «Санкт-Петербург» публикует короткое интервью с дочерью одного из величайших поэтов прошлого столетия.
«Когда приехала в Санкт-Петербург, мне сразу показалось, что попала в знакомую архитектуру. Некоторые места очень похожи на Милан. Итальянская архитектура очень похожа. Поэтому очень приятно было оказаться в этом городе».
«Где Вы успели побывать?»
Анна Александра Мария Бродская, дочь Иосифа Бродского: «Я побывала в Музее Ахматовой, много ходила по городу, просто по улицам, по Невскому и Литейному проспектам. Мне показали, где гулял мой отец со своими девушками.
Город очень просторный, очень много пространства. Поэтому для меня эстетически было очень приятно здесь находиться. Как Вы думаете, куда бы мне еще стоило пойти?»
Владимир Кириллов, вице-губернатор Санкт-Петербурга: «Я все-таки считаю, что нужно посетить Эрмитаж, которому в прошлом году исполнилось 250 лет. Царское Село. А Вы в первый раз в Санкт-Петербурге?»
Анна Александра Мария Бродская, дочь Иосифа Бродского: «Да, и впервые в России».
Владимир Кириллов, вице-губернатор Санкт-Петербурга: «Тогда нужно много времени, чтобы посмотреть все достопримечательности. Если нужна помощь в этом плане, можем помочь».
Анна Александра Мария Бродская, дочь Иосифа Бродского: «Большое спасибо, у меня много друзей и членов семьи, которые готовы рассказать обо всех интересных местах. Но большое спасибо за предложение.
А Вам нравится поэзия моего отца?»
Владимир Кириллов, вице-губернатор Санкт-Петербурга: «Да, безусловно. В Год литературы мы вручили двухтомник Иосифа Бродского каждому приглашенному».
Анна Александра Мария Бродская, дочь Иосифа Бродского: «Мне очень приятно и трепетно видеть ту страсть и нежность, с которой оформлено это место. Видно, как много мой отец и его творчество значит для множества людей».
Я слышал, что многие несколько разочарованы, что Вы не говорите по-русски.
Анна Александра Мария Бродская, дочь Иосифа Бродского: «Да, конечно. В 9 лет меня обучали русскому языку, но моя учительница, к сожалению, умерла. В 10 мне нужно было учить итальянский, в 17 лет выпускалась из школы, и русский язык как-то пропал из поля зрения. Теперь у меня своя дочь, ей два года, и очень сложно найти время, чтобы выучить русский. Но сейчас она пошла в школу, и изучение русского - одно из главных дел, которому я планирую уделить свободное время».
Могли бы вы в двух словах описать эмоции, которые возникают здесь, у квартиры вашего отца, и в Санкт-Петербурге в целом?
Анна Александра Мария Бродская, дочь Иосифа Бродского: «Как я уже говорила, мне удалось встретиться со всеми, кто претворил этот проект в жизнь. Должна сказать, что это особый опыт для человека, у которого не было радости общения и знакомства с отцом (Иосиф Бродский умер, когда Анне было три года - прим.ред.). Теперь я здесь и вижу, какую работу они проделали. И как много отец значил для них».